Первый практический урок профессионального мастерства Лем получил на третьем курсе в ТЮЗе. Там на законных основаниях уже блистал Игорь Белозёров. Обогнав Лема на восемь лет, он стал звездой первой величины, красавцем с роскошными кудрями, стальным взглядом и громовыми раскатами зычного голоса.
Репетируя влюбленного в учительницу Алёшу Смородина в спектакле «Ключ без права передачи», Лем очень старался. В сценах с Игорем Белозёровым Лем старался неистово. В очередной раз он бросился на партнера и схватил за грудки, вложив в сей порыв всю страстность своей кипучей натуры. Белаз, оставаясь невозмутимым, вылил на салагу ушат холодной воды: «Осторожно, не помни мне рубашку». Так на съемках фильма «Марафонец» юный Дастин Хофман психовал, бесился, сходил с ума, падал, как подкошенный, лежал пластом, и великий Лоренс Оливье сказал ему: «Молодой человек, а играть вы не пробовали?».
Первая интрига настигла Лема на четвертом курсе. Его назначили на главную роль в спектакле ТЮЗа. В паре с ним репетировал актер, который уже окончил НТУ и был зачислен в труппу. Тот с младых ногтей отдавал себе отчет, какие действия нужно предпринять, чтобы добиться успеха, заявить о себе сразу и навсегда, стать ведущим актером труппы. В ход шли сплетни, подметные письма, жесткое давление во время репетиций, доклады режиссеру о хамстве партнера во время работы. Едва почувствовав мышиную возню, Лем просто-напросто перестал ходить на репетиции, ведь выпускной курс требует полной отдачи на лекциях. Соперник сыграл главную роль достойно. И стал ведущим актером труппы. А у Владимира Лемешонка было всё впереди.
Первая значимая работа пришла в 1975 году. Педагог курса Александр Левит в дипломном спектакле по пьесе Виктора Розова «В день свадьбы» отдал роль Мишки Узде и Аблею, а роль его детдомовского друга Васьки Лему. Он вытащил из своих студентов главные свойства их актерской природы: из Михаила Аблеева мягкость и обаяние; из Анатолия Узденского значительность, весомость, эдакий габеновский взгляд; из Владимира Лемешонка лихость и кураж.
Васька Заболотный предстал ярко выраженной индивидуальностью: врожденная веселость и разгульность, детдомовская развязность и дерзость, презрение к запретам и «слабость по женской части». «Трахальщик», определил для себя Лем и придумал особый раздевающий взгляд, бросаемый на женский пол. Васькины жесты были резки и порывисты, он двигался стремительно, наотмашь принимал решения. С Мишкой они яро спорили о свободе и нравственности, ответственности и выборе. Формально Михаил был прав. Но прописные истины давали крен, их приходилось подвергать проверке и пересматривать.
Васька таил в себе духовную глубину, которая удерживала его от лжи, не позволяла сделать вид, что происходящее его не касается. «Не люблю, когда мне жизнь на завтра откладывают. Завтра, мол, тебе будет хорошо, а теперь потерпи», сердился Васька, настаивая, чтобы и друг немедленно совершил честный поступок и отменил свадьбу с нелюбимой девушкой. Не признающий никаких уз, он в результате оказывался прав в том, что слушать нужно только голос сердца. За этим персонажем хотелось идти, сверять с ним свое отношение к жизни, к событиям в семье и за ее пределами. А Мишка благодаря ему открывал новую правду и нового себя.
Васька таил в себе духовную глубину, которая удерживала его от лжи, не позволяла сделать вид, что происходящее его не касается. «Не люблю, когда мне жизнь на завтра откладывают. Завтра, мол, тебе будет хорошо, а теперь потерпи», сердился Васька, настаивая, чтобы и друг немедленно совершил честный поступок и отменил свадьбу с нелюбимой девушкой. Не признающий никаких уз, он в результате оказывался прав в том, что слушать нужно только голос сердца. За этим персонажем хотелось идти, сверять с ним свое отношение к жизни, к событиям в семье и за ее пределами. А Мишка благодаря ему открывал новую правду и нового себя.
Профессор ГИТИСа знаменитая Евгения Козырева приехала в НТУ как председатель аттестационной комиссии. Поставила Лемешонку «отл.», резюмируя: «Этого мальчика я могу устроить в любой театр Москвы». Сообщила коллегам о своих намерениях пригласить будущую звезду в ГИТИС сразу на третий курс. Те отрезвили профессора: «Проблема одна: этот мальчик сильно пьет». «Алкашей у нас и своих хватает», безутешно вздохнула Евгения Николаевна.
Приговор был приведен в исполнение. Лем навсегда остался сибирским артистом. А в театральном училище их курс еще долго называли курсом Лемешонка.
9. Человек места
О приверженности к месту он будет размышлять многие годы. Почему так вышло, его ли это собственный выбор или Судьба так распорядилась? Впрочем, Новосибирск не выбирают. Он сам выбирает. Выбирает, кого оставить, а кого выдавить за ненадобностью, как пасту из тюбика, вне зависимости от таланта и прописки. Странный город: огромный, неуправляемый, коварный. Насколько театральный, настолько криминальный. Непробиваемый в своей закостенелости и устремленный в будущее.
Новосибирск пестрит лозунгами вроде «Хорош и летом и зимой Новосибирск родной!», претендует на статус третьей столицы России и считает себя столицей Сибири. Но, особенно по впечатлению приезжих, безлик и сер, летом духота и пыль, зимой заваленные снегом дороги, весной стихийное бедствие, вселенская помойка. Раскинувшийся по обеим берегам Оби, заняв собою недавние степи и луга, Новосибирск все больше деформируется от точечной застройки, где в уродливом нагромождении перемешались сталинские дома и небоскребы, убогие хрущевки и витиеватый новодел. Торговые центры растут, как грибы, втискиваясь в щелочку между метро и театром, а театры превращаются в долгострой. Осыпающиеся халупы на крохотных пятачках земли зажаты громадами новостроек с забетонированными дворами, вплотную заставленными авто. Так и личность, требующая простора, задыхается в тисках социума с его условиями и стандартами.