- Крыкова бы взять.
- Крыкова? А капитан-командор его даст?
- Он и Кузнеца не дал бы, так ведь мы не спросили, по-тихому взяли...
Вернувшись в застенок, сели все рядком на перинку, крытую ковром, пошептались, подозвали Поздюнина, велели ему сразу делать татя Федосея. Палач почесался, помедлил.
- Чего ждешь-то? - спросил Молокоедов.
- А того, что с меня спрос будет. Делать умеючи надо, а которого до смерти - за такого в ответе...
- Как сказано - его работай!
Поздюнин со вздохом пошел к месту. Бобыли сорвали с Кузнеца рубашку. Поздюнин вдел его руки в хомут. Молокоедов спросил:
- Ты и есть Кузнец? Говори, детушка, все, что о челобитной воровской ведаешь: где сия бумага, кто ее укрывает, кто писал, - говори быстро, спехом...
Кузнец молчал. Глаза его остро поблескивали, впалая грудь вздымалась неровне. Палач Поздюнин, положив ладонь на хомут, дремал стоя. Подручный хлебал молоко из глиняной кружки, закусывал шаньгою.
- Делай его, Поздюнин! - велел Ларионов.
Палач открыл глаза, встрепенулся.
- Рученьки кверху, голубь, кверху, да и сам посунься вперед, чуток вперед, детушка, подайся...
Петля стянула кисти, Поздюнин уперся кривыми ногами в бревно, вскочил, подпрыгнул. В тишине заскрипела пеньковая веревка. Кузнец весь вытянулся, яснее выступили ребра, пот сразу залил черное худое лицо.
- Говори, детушка! - велел Гусев.
Кузнец дернул вперед шею, спросил:
- Пошто воевода ваш кнутом выбивает себе деньги из посадских? Пошто без посула ни едина дела не добьешь? Пошто ныне на Онеге...
- Еще подтяни! - велел думный дворянин.
Хлопнула дверь, в застенок вошел пьяный Мехоношин, сказал сквозь зубы:
- Жечь их всех огнем, иродово семя! Смертно! Жилы резать, персты ломать...
Засвистела пеньковая веревка, Кузнец застонал, потом опять тихо стало.
Мехоношин сбросил у двери мундир, кружева, ленты, пошатываясь подошел к Поздюнину, сам взялся за веревку. Поздюнин веревку не давал, дьяки забеспокоились, стали уговаривать поручика, чтобы не бесчинствовал. Мехоношин потребовал огня, ногой ударил подручного, закричал, что с нынешнего дня сам будет рвать ногти, варить в смоле, вбивать гвозди, разве-де так пытают? Потом заплакал навзрыд, ушел в сторону, жалостно причитал:
- Матушка мои с батюшкой, добрые мои родители, на кого вы меня покинули, детушку вашу, для чего не взяли с собою в обитель счастливую...
Кузнец молчал, ловил открытым ртом воздух. Глаза его заволокло, он ничего не видел и не слышал.
- Отлей! - велел дьяк. - Да живо!
Подручный принес берестяное ведро, Поздюнин опустил хомут и медленно, узкой струей стали лить воду Кузнецу в лицо.
- Еще вздергивай! - приказал думный дворянин. - Живо, живо... К утру всех кончим, отдыхать пойдем!
2. ВОН ОН, ФЛОТ!
Карбас шел быстро, ветер дул попутный, ровный, сильный. Перед тем как сбрасывать паруса, Семисадов поднял пистолет - выстрелил в воздух, потом поднял на мачте прапорец, за ним второй, потом третий. Флажки развернулись, с берега ответили выстрелом.
- Важно живете! - сказал Рябов. - Без сигнала так бы и не взойти?
- Там пушки припрятаны! - ответил Семисадов. - Чужого не пустят...
- Чего ж меня-то пускаете?
- По приказанию господина капитан-командора. Велено показать кормщику Рябову корабельный флот, крепость-цитадель, Марков остров и на нем батарею, другие некоторые пушки, потайную цепь. Еще - что похощет...
Рябов улыбнулся, переложил руль, карбас медленно поворачивал носом к входу в гавань. Могучие сосны защищали ее от любопытных взоров; отсюда, с моря, она казалась пустынной и необитаемой. Вода блестела под жаркими солнечными лучами, было тихо, душно, ветер вдруг упал вовсе.