Илана же, как девушка юная, могла лишь полагать, и по своей юности даже позволяла себе быть абсолютно убежденной в истинности своих суждений, в уверенности, что она полностью понимает суть родительских отношений. Однако во многом ошибалась.
В силу всех названных причин, Аарон был одиноким человеком, который часто грустил и уже давно смирился с тем, что у него нет настоящих друзей и никто, по сути, так и не сможет его никогда понять. Единственным человеком, с кем он позволял себе делиться сокровенными тайнами души, был отец Иоанна Захария. Их дружба сохранилась с тех пор, когда они оба были еще холосты и вместе получали образование. В ту пору они сблизились так, что позволяли обнажать сердца до мельчайших деталей. Позже эта дружба, сохранившись, проявлялась в полнейшем доверии друг к другу, но поскольку виделись они, живя в разных городах, редко пару раз в год, то уже не окунались так глубоко в одинокие души друг друга. После смерти Захарии Аарон уже совсем смирился с тем, что так и отдаст Богу душу, оставшись непонятым никем. Хотя что тут удивительного, разве мало таких людей?
А твоя мама как? спросила Илана.
Иоанн вздохнул, тень грусти пробежала по его лицу.
Моя была удивительным человеком. Конечно, скандалили иногда, но она знала, что значит «отдавать», как ты говоришь. Сердце безграничное. Отец привык к шуму, визитерам. Для него было обычным делом прийти с гостем без предупреждения. Маму это раздражало. Она любила покой, тишину. Зато они сходились в том, что в доме должен быть порядок. Что часто раздражало меня мне было абсолютно все равно, в каком состоянии комната.
Ну, тут мы с тобой похожи, сказала Илана таким голосом, что парень обескуражился. Ее взгляд, ее губы Опьяняющие, как вино из погреба. Сердце скакнуло и запрыгало, дыхание участилось.
Папа хоть и коэн, и все такое, но знаешь, он никогда не любил зажиточность. Дом, где ты будешь жить, вообще-то для слуг, но у нас их давно нет. Уже лет десять там просто кладовка для хлама и инструментов.
Ага невольно кивнул Иоанн, не понимая даже, о чем говорила девушка. Он словно попал под гипноз, наблюдая за движением ее губ.
Ну что, пойдем домой?
Илана достала из сумки финики и протянула Иоанну.
Жалко, что инжир еще не созрел, добавила она, подняв голову к дереву.
Парень пришел в себя, но все еще был под впечатлением.
В другой раз я покажу тебе амфитеатр за городом. Кстати, скоро приедут артисты из Александрии с представлением. Они уже были в Кесарии, говорят, префекту Грату10 понравилось. Обожаю артистов, хотя сам знаешь, что фарисеи думают эллинизация11 и все такое. По мне, так красиво.
Позже Иоанн познакомился и со средней дочерью Аарона Эммой. Будучи на год старше Иоанна, она была мудрой и послушной, и намного красивее своей младшей сестры. С особой чуткостью Эмма слушалась во всем и желала порадовать мать, в противовес папиной дочке. Иоаннову другу, Матфею из Хеврона, понравилась бы Эмма она была безусловно в его вкусе но не во вкусе Иоанна: не прошло и двух дней, как он утонул в симпатии к Илане. Поначалу он был если и не шокирован, то сильно удивлен ее раскованностью и свободой. Да и внешность ее не казалась привлекательной. Но стоило ей заговорить с ним, как парень сразу попадал под власть ее голоса и обаяния.
Илана была любознательна, всегда всем интересовалась и многое знала. Душа ее была открыта и лишена предрассудков. Казалось, она плевала на все запреты. Не общаться с самаритянами? С чего бы? Не разглядывать радугу? Забудь! Иногда она даже выбегала за ворота дома с непокрытой головой. Некоторые предписания в законе казались ей странными, и порой она была готова бросить вызов самому Моисею, утверждая, что не мог Бог такого сказать пророку, что это глупо и несправедливо. Конечно, за такие выходки матери часто приходилось отчитывать ее, в ответ на что она еще больше протестовала. Девушка зачастую манипулировала окружающими, имитируя свою якобы слабость, но это выходило у нее так мило, что сразу располагало к ней людей. Но самым главным качеством Иланы было ее умение сопереживать. И даже не тон, которым она говорила, был важен, хотя говорила она с нежностью, дело было в ощущении, что тебя понимают. Его-то, вот этого самого ощущения, как правило, и не хватает всегда. А тут человек, да еще и женщина, да еще и совсем молоденькая, показывает и взглядом, и интонацией, и всем существом, что ей интересно выслушать тебя, и не просто услышать, а понять!
Иоанну нравилось подолгу беседовать с Иланой, поражаясь тому, как она умела слышать его. Не навязать что-то свое, не защитить свою идею и не просто проболтать, а, напротив, смирить свои заботы и спокойно и с искренним интересом выслушать то, что думаешь именно ты. И пусть после этого она непременно высказывала и страстно отстаивала свою точку зрения, сказать, что она не услышала тебя, значило обмануться. Вот это и поражало!
Как же часто можно встретить такого человека? Иоанн невольно задавал себе этот вопрос и, поразмыслив, так и не сумел вспомнить ни одного знакомого, кто был так открыт его словам. Да ведь людей, способных на этакое, наверняка единицы во всем мире!