Бахарев являлся соучредителем нескольких компаний и, тратя всю свою кипучую энергию на общественные дела, быстро попал в список почетных жителей. Но внушительное обилие добродетелей густым частоколом скрывало Юрия Николаевича от любопытных взглядов. Большую часть времени почетный гражданин проводил дома, дрейфуя от приемной к кабинету и обратно. По субботам бдительные соседи становились очевидцами традиционного выезда. Кортеж из трёх глазастых «Мерседесов» выползал из ворот подземного гаража, и стремительно набирая скорость направлялся за город. Первая приходящая на ум мысль что Бахарев, дотошно следя за безукоризненной репутацией, позволял себе раскрыть душу в понятных каждому мужику забавах исключительно на стороне, находила у дружелюбных сограждан понимание. Правда, злые языки утверждали, что для разгула в соседнем городе бронировался целый ресторан, а то и развлекательный комплекс, и за один такой вояж можно было запросто отремонтировать все дряхленькие городские дороги или закупить для местной поликлиники вполне сносное оборудование, но большинство посмеивалось над фантазиями завистников, считая, что речь идёт о хорошо спрятанной загородной вилле. Вся эта таинственность, окружающая Юрия Николаевича, венчалась ещё одной странностью, о которой, впрочем, мало кто знал мучительными кошмарами. Приглашаемые неврологи, психоаналитики и доктора получали жесткое предупреждение о бестактности копания в душе достопочтенного пациента и, оставляя бесчисленные рецепты, уходили, пожимая плечами, с виду организм Бахарева дышал здоровьем. Так или иначе, все девять лет его сну предшествовал приём таблеток. Менялись только их названия.
В особняке круглосуточно присутствовали крепкие молодые люди, исполняющие обязанности телохранителей. Дежурный бодигарден всегда располагался в смежной со спальней комнате, трое остальных неустанно вышагивали по двору, лишь с рассветом скрываясь в отведённой для персонала пристройке. Бахарев чрезвычайно ревностно относился к охране. Просыпаясь ещё затемно, он вслушивался в тишину, различая осторожные шаги почетного караула и заглядывал в соседнюю комнату. Малейшие сомнения в качестве исполнения защитных функций, будь то приглушённые смешки за окном или заспанное лицо телохранителя, выливались в немедленное увольнение всей «сикрет сервис».
Как всегда, проснувшись посреди ночи, Бахарев растер ломившие от транквилизаторов виски и чертыхнулся:
«Дьявол! Уже и двойная доза не помогает!»
Шум за дверью плеснул в тлеющие угли раздражения изрядную порцию горючего. Весельчак, которому он доверил жизнь, коротал скучную ночь под слащавые хиты модной радиостанции, и видимо увлёкшись зажигательной мелодией, гнусаво подпевал, пристукивая ногой в такт кислотному ритму.
«Третьи сутки, как я нанял новую службу. Опять придётся гнать вон. Подобного меломанства в рабочее время прощать нельзя. Меня убивать будут, а этот танцор и не заметит. Какое сегодня число? Ах, да. Двадцать восьмое.»
Всплывшие из памяти цифры перекосили лицо Юрия Николаевича в страдающую гримасу.
«Неужели от этого мне не избавиться никогда? Почему до сих пор вспоминается ошибка, допущенная девять лет назад? Ведь у меня не было другого выхода. Где же справедливость?
Сон медленно заволакивал разум липкой слабостью, делая Бахарева уязвимым. Из потемок души, осторожно убедившись в беззащитности жертвы, показалась совесть и отмела жалкие оправдания:
Говоришь, выхода не было? Не смеши, а то в цирке скоро нечего будет делать. Ты прирожденный клоун, Юра. Гадкий, подлый Арлекин.
Бахарев застонал. Тяжелые воспоминания сдавили грудь и требовали ответа.
Бахарев застонал. Тяжелые воспоминания сдавили грудь и требовали ответа.
Не мог же я тогда на суде встать и заявить, что знаю обвиняемого. Меня бы тоже закрыли. Разве не глупо?
Советь с готовностью поддержала беседу.
Глупо? А бросить друга, предварительно его подставив, не назовёшь ли это умилительным? Невинной шалостью, чтоб у других не оставалось сомнений в твоём уме? Сегодня ты превзошёл самого себя, лицедей!
Зачем садиться в тюрьму обоим? не сдавался Юрий Николаевич. Кому от этого стало бы легче?
Лучше бы он промолчал. Ответ заставил тело вздрогнуть.
Ты знаешь кому. Он промолчал тогда, но значит ли, что простил?
Как это понимать? Думаешь, он станет мстить?
Совесть многозначительно кивнула.
Хорошо, пусть месть. Но я готов. У меня другая фамилия, я поменял город, не выхожу без охраны. К тому же, впереди ещё пять лет.
Ну-ну, нарочито ободряюще произнесла совесть, клоунада продолжается и, сорвавшись дьявольским хохотом, исчезла
Проснулся Бахарев в холодном поту и первым делом заглянул в соседнюю комнату. Телохранитель, развалившись на диване, мирно похрапывал. Из динамиков магнитолы доносилось шипение.
Встать, паскуда!
Ничего не понимающий молодчик попал под град чувствительных оплеух и терпеливо выжидал, когда ярость хозяина утихнет. От злости Бахарев задыхался:
Вон из моего дома сучьё!
Немедленно дав указание секретарю заняться вербовкой новой команды, он тщательно вымыл руки, успокоил прохладным душем нервный тик и побрел в спальню жены.