Философия, свой презрительный тон Ноттэ помнил до сих пор. Тогда он полагал это слово ругательным.
Иди, ты еще не миновал свою бурю, улыбнулся старик. Но учти: у всякой бури внутри, в сердце её, сокрыта тишина.
Позже Ноттэ попытался навестить старика, но не застал. Никто на берегу не мог объяснить, почему заброшенный маяк называют «Танец мотылька». А еще ходили нелепейшие слухи, что с кораблей маяк виден в бурю, даже если он не зажжен
Ноттэ сердито фыркнул, прогоняя бесполезные воспоминания. Рев или шепот не важно. В глухой ночи, норовящий впитать и растворить всякий звук, нет даже малого движения. Руки проваливаются в пустоту, не ощущая упругости ветра, не находя связи с сутью его шепотов и дуновений.
Мы понемногу двинемся на веслах, я расставлю людей к бортам и на мачты, шепнул Бэто. Будем метать стрелы с паклей, может, что и выявится
В голосе различались и отчаяние, и сочувствие: разве нэрриха может один за все отвечать? Не его вина брошенный в море человек. Ноттэ кивнул и снова повел рукой, пробуя уговорить заснувший ветер откликнуться, помочь. Хотя в лучшее не верил Как найти ночью посреди моря бочку? Мокрую, округлостью бока подобную волне, вполне возможно рассохшуюся. Такая она протекает, погрузилась почти целиком.
Мысль о том, что приходится испытывать существу, запертому внутри, впервые за все круги жизни пробудила в нэрриха неподдельное сочувствие к плясунье. Даже она и подобные ей не творят столь жуткого греха, сознательно нарушая устои мира своим танцем. Всего лишь обманывают, и еще следует разобраться, кого в большей мере жертву или себя
В конце концов, кто такая плясунья? Чаще всего успешны в волшбе именно женщины, а понять их душу невозможно. Плясуньи сотканы из противоречий, логика им чужда. Даже изучив её законы, полагал Ноттэ, женщины, наделенные даром танцевать с ветрами, не склонны расчетливо применять знания. Нэрриха давно подозревал: один из непреодолимых барьеров для волшбы именно хладнокровие, оно лишает душу трепета живого ростка, ласкаемого дыханием чуда. Если все так, то оправданно ли винить плясуний с их горячечным темпераментом за самовлюбленность, жажду быть совершенством и вызывать всеобщее восхищение? Пользоваться плодами успеха это тоже есть, да. Но кто таков Ноттэ, чтобы необратимо карать за подобный грех?
Между тем, совсем недавно идея кары выглядела верной, а воздаяние оправданным. И вот он, Ноттэ, клинок воздаяния, увидел со стороны. как одержимый жаждой мести враг тоже нэрриха обрек плясунью на медленную смерть, заточил в чрево бочки удушающее, тесное, пропахшее затхлостью. Убийственное равно для волшбы и надежды
Ноттэ помнил миг ужаса, предшествовавший первому в его жизни вздоху миг, повторяющийся в ночных кошмарах, неизбежных, надо полагать, для всякого нэрриха. Чернота небытия. Вывернутый наизнанку мир-ловушка Было время, чего греха таить, копошилась в недрах сознания мыслишка: отплатить злодейке, которая ввергла в земную жизнь. Дать ей осознать на собственной шкуре, что же она наделала. В первом круге Ноттэ жаждал мстить и карать, выбирая жестокие методы. В первом круге это простительно: душа еще не знает, что такое смерть ни для неё, ни для иных
Между тем, совсем недавно идея кары выглядела верной, а воздаяние оправданным. И вот он, Ноттэ, клинок воздаяния, увидел со стороны. как одержимый жаждой мести враг тоже нэрриха обрек плясунью на медленную смерть, заточил в чрево бочки удушающее, тесное, пропахшее затхлостью. Убийственное равно для волшбы и надежды
Ноттэ помнил миг ужаса, предшествовавший первому в его жизни вздоху миг, повторяющийся в ночных кошмарах, неизбежных, надо полагать, для всякого нэрриха. Чернота небытия. Вывернутый наизнанку мир-ловушка Было время, чего греха таить, копошилась в недрах сознания мыслишка: отплатить злодейке, которая ввергла в земную жизнь. Дать ей осознать на собственной шкуре, что же она наделала. В первом круге Ноттэ жаждал мстить и карать, выбирая жестокие методы. В первом круге это простительно: душа еще не знает, что такое смерть ни для неё, ни для иных
Ох, выдохнул голос Вико едва слышно, в самое ухо, Ноттэ даже вздрогнул, напрягаясь и вслушиваясь, не делом ты занят! Ветер слушаешь, а надо сердце Оно и есть мотылек, оно еще бьется.
Ноттэ вздрогнул, кивнул, принимая совет и не отвлекаясь на словесную благодарность. Снова повел руками, ощущая себя слепым в кромешной ночи. Утратить зрение, оказывается, удобно! Ему душно, он сам смятый мотылек в мозолистом кулаке бытия. Крылья шуршат, теряют пыльцу. Свобода недостижима, но мучительно желанна. Ночами он полагал, что не хочет жить в мире людей, но то лишь сон Разве можно отказаться от пробуждения, от счастья взлета с раскрытой ладони, от восторга осознания, что тьма не сломала тебя, что ты есть?
Нечто шевельнулось, словно жилка под кожей вздрогнула тонко, намеком. Слабее, чем щекотка, незаметнее, чем волоски комариных лапок
Там, выдохнул Ноттэ, опасаясь спугнуть путеводное ощущение.
Скрипнул штурвал, ноги зашуршали по палубе крадучись, ловко. Бэто зашипел прикушенным языком, без внятных слов давая указания. Дуновение коснулось щеки: видимо, помощник капитана отчаянно размахивал руками. Без слов можно и командовать, и ругаться, пацан это усвоил именно теперь и использует по полной.