«А зачем, какого черта все время по заповедям? подумала она, и на ум пришла первая из них: не укради». С нее-то Элеонора Васильевна решила и начать. Если получится. Может быть, ничего бы этого не случилось, если бы ей разрешили поработать еще, но на ее место уже метили молодые. И ее с работы «ушли» под радостные поздравления и восклицания, а также пожелания крепкого здоровья и долгих лет жизни, мол, она поработала и должна теперь отдохнуть. А как отдохнуть Элеонора Васильевна не понимала, она не знала, как ей отдыхать и за всю жизнь так и не научилась. И как можно отдохнуть, если в доме одиночество смотрит на нее со всех сторон? В одиночестве постоянно осаждали больные воспоминания, она вспоминала, как сделала аборт, но не потому, что не хотела ребенка, а потому что не на что было кормить и растить. Настоял муж, хоть она очень хотела родить девочку, ей казалось, что дочка ее поймет, по-женски, по-человечески. Но это все было в прошлом. А теперь она думала: «Сворую колбасу, принесу домой и буду жрать. Жрать всем смертям назло!».
Врач-кардиолог, у которого она наблюдалась, после смерти мужа сказал ей, что она должна заниматься чем-то, что-то делать руками, чтобы не сойти с ума. Элеонора Васильевна засела за вышивку, вязание, аппликации. Это не помогало, даже наоборот раздражало, потому что было уже никому не нужно, и в один момент она сказала: «Все, хватит». А в ее понимании слово хватит, означало, что правда хватит. Просто хватит.
Администратора мне! Что это такое, ничего не могу найти, все переставили! А у меня что, время что ли есть ходить тут, искать! Почему такое неуважение к людям?! произнесла она фразу, которую слышала от оного покупателя и мысленно заулыбалась, даже восхитилось своей смелостью. «Вот бы видели они меня сейчас, подумала она о своих бывших коллегах». Раньше же она ничего не могла никому сказать, даже если на ногу сильно наступят, толкнут или денег не додадут. Как-то было неловко, а теперь в ее сумке сияла краденая колбаса, целая палка, и ей было ловко, и страха не было, точнее он был, но на своем пике перерождался в высшую форму эйфории и ликования над собой и толпой.
Вышел администратор. Молодой мужчина в строгом костюме.
Что случилось, в чем проблема? посмотрел он на кассиршу. Та, быстро пристав тихо показала ему на Элеонору Васильевну. Женщина, что случилось. В чем суть проблемы, посмотрел он на Элеонору Васильевну?
«Ну надо же, отметила про себя Элеонора Васильевна, не бабка, не бабуся, а женщина, сразу видно: дорогой магазин. Уважают, снова заулыбалась мысленно». Она готовилась к этому разговору, придумывая и свои реплики и реплики собеседника.
Я ничего не могу найти! Вы все переставили. Что это за магазин чертов! Ничего невозможно найти. Все было раньше по-другому, а теперь что. У меня на это нет времени! Я очень занятой человек! У меня много работы, сын, дети, внуки, работа, муж!
Вокруг Элеоноры Васильевны собрались люди, которые, поглядывая на нее, улыбались. Где-то несколько секунд администратор, молодой мужчины, пребывал в растерянности, не понимая, о чем идет речь. А потом, посмотрев на охранников, быстро сказал:
Женщина, мы все уладим. Примем к сведению ваши рекомендации. Всего доброго, до свиданья, натянуто улыбнулся он ей и посмотрел на нее, в ожидании ее действий.
Элеонора Васильевна победно посмотрела на покупателей, собравшихся на нее возле кассы, и поняла, что миссия выполнена, теперь надо выйти. Ей казалось, что все смотрят на нее, следя за каждым ее движением. Теперь оставалось только пройти кассу, узнать, не остановит ли ее охранник, не запищат ли ворота на ее краденую колбасу в сумке. Ее интересовал вопрос, все она сделал правильно или не все? Все поплыло как в тумане. «Ну давай, давай, подбадривала себя Элеонора Васильевна, последний рывок, несколько шагов». Почему-то вдруг захотелось сесть на пол и прямо расплакаться. Нет, дойти, надо дойти, а на ногах, как будто были гири. Один шаг, второй, а у охранников дубинки, и смотрят они на нее странно. А у нее сумка, и там колбаса, дорогая, краденная, а значит, почти как бомба, хоть этикетку она с нее содрала, ювелирно, быстро, почти профессионально. А теперь только бы дойти до дверей и выйти отсюда. Она почувствовала, как потеряла много сил, слишком.
«Ну что остановишь меня? подумала она, проходя мимо охранника, потом мимо другого. Нет, не остановил. Не оглядывайся, только не оглядывайся, говорила она себе, а потом когда встала у дверей, то ее сердце сжалось: запищит или нет? Еще шаг. Нет, не запищало». Двери отворились, как только оно к ним подошла, и Элеонора Васильевна вышла из дверей. Ей хотелось упасть, сесть, рассмеяться или расплакаться, закричать во все горло. Но вдруг она опасливо обернулась назад и подумала: «А что если все-таки заметили, если ее поймала скрытая камера? Что, если они обо всем догадались и сейчас побегут за ней?!». Она не знала, откуда у нее взялись силы, но она побежала, она бежала так, как не бегала никогда, даже на работу, если опаздывала.
Она бежала прямо на каблуках, на которых даже ходила с трудом, это были особые сапоги, трофейные, купленные, чтобы надеть их по особому случаю такой случай представился только тогда, когда провожали на пенсию. Она бежала, не чувствуя ног, не понимая, как бежит и не падает, на нее смотрели, оглядывались. Ее старая шуба со свалявшимся мехом и это торчащее из-под шубы красное расшитое вручную бисером платье, которое она надела на день рождение мужа, были забрызганы грязью. Сумка, косынка, тени, помада, все пригодилось, как будто они лежали и ждали когда Элеонора Васильевна «пойдет на дело». И вот уже Элеонора Васильевна во всем этом «парадном» бежит «с дела», рассекая ноябрьские лужи, бежит с ворованной колбасой в сумке, бежит, не зная куда, а точнее куда глаза глядя. Бежит так, как будто за ней кто-то гонится, а в голове только скачут обрывки мыслей. «Почему она вышла за него замуж? Почему не родила второго ребенка? Почему не стала воевать, когда ее захотели «уйти» с работы? Зачем ее назвали так Элеонорой, хоть она хотела быть Катей или Машей и всю жизнь стеснялась своего барского имени? Почему, зачем, как это все получилось, и что с нею будет сейчас? Она бежала так, как будто бежала от этих мыслей, а они все равно догоняли ее, роясь в ее голове.