Помимо зарабатывания денег Вадим занимался обустройством личной жизни, что вылилось в итоге в совместное проживание с девушкой по имени Мария, хотя она предпочитала, чтобы её называли на английский манер Мэри.
Вадим и Мэри вот уже около года снимали однокомнатную квартиру, расположенную немного на отшибе, в районе конечной остановки трамвая 14. Сюда, в эту квартиру, расположенную на десятом этаже панельной многоэтажки, периодически приходили друзья и товарищи Вадима и его подруги, не обладавшие такой роскошью, как отдельная жилплощадь. Здесь же в последнее время всё чаще звучали обидные слова, которыми молодые люди обменивались в разговорах. Вадим чувствовал, что с тех пор, как они стали жить вместе, градус напряженности в отношениях с Мэри всё нарастал, особенно в последние пару месяцев, что совпало с серьёзными изменениями в его трудовой деятельности. Все эти склоки действовали на Вадима удручающе, он не мог не то что разрешить проблему, но и понять причину её возникновения; что-то ускользало от его взора, таясь в глубине души плачущей по вечерам девушки.
Вадим начинает своё путешествие в красном юрятинском трамвае. Юрятин. Вечер Того Самого Дня
Примерно за час до происшествия на мини-рынке незадолго до окончания дня, который я для удобства именую Тем Самым Днём, Вадим ехал на трамвае от Мэри к своим родителям, чтобы отвезти им кота.
Кота этого Вадим и Мэри нашли недалеко от трамвайной остановки маленьким двухмесячным котенком, который пытался съесть кусочек чебурека, брошенного ему прохожим. Зрелище маленького худого котенка с торчащими, как у мастера Йоды, ушами надолго запечатлелось в памяти Вадима. Он даже как-то пошутил в разговоре со своими товарищами по бару «Кривые ступени»: «Когда Господь Бог на Страшном суде спросит меня, почему же мою душу все-таки надо отправить в рай, а не в геенну огненную, самым сильным аргументом, думаю, будет: «Я спас котенка, Господи!». Вадим считал, что это смешно.
Напротив трамвайной остановки, где был найден маленький поедатель чебуреков, моргала вывеска бара «Лаки Страйк», поэтому Вадим и Мэри решили дать котенку короткое, но гордое имя Лаки. Жизнь Лаки, кстати сказать, сложилась в целом соответственно его имени то есть весьма счастливо. В любом случае ему больше не пришлось унижаться, подбирая на мостовой кусочки чебуреков.
Поскольку Вадим сел в трамвай на конечной остановке, ему досталось свободное сиденье, которое они с Лаки ловко оккупировали. Трамвай постепенно стал наполняться людьми, их запахами, переживаниями и разговорами. Традиционно унылые лица постсоветских граждан выглядели в последнее время еще более унылыми. Все повторяли, как мантру, одно слово «кризис».
Ты видела, сколько мыло-то стоит?
Сколько?
Ой, не может быть! Еще вчера ж было меньше на два рубля!
Доллар-то сегодня!
Да, при Сталине такого не было.
Говорили мне умные люди: покупай доллары!
Всё сионисты и масоны устроили!
Если б щас Сталин был!
А я не брал, дурак, на фиг они мне, говорю!
Обычное такое мыло с триклозаном.
Все из них, все: Чубайс, Шейнис, Мурмулис, Гайдар!
Гайдар вроде не из них, у него дед конницей командовал в 16 лет, Голиков его фамилия, он еще Чука и Гека написал.
Не знаю никакого Чукаигека, ты на рожу-то его посмотри, а!? Вылитый масон! А фамилию он, может, на Голикова и сменил. Они все тогда меняли, под православных косили. Зиновьев там, Каменев. А сами-то кто были, знаешь? Финкельштейны всякие и прочие Липшицы.
Точно, Липшиц ещё!
А эти, как их, лигархи, тьфу! Дубровский, Хавронский, Романович!
Теплый кот за пазухой, наконец, устроился, как ему хотелось, вздохнул и перестал ворочаться. Тот Самый День в Юрятине уже клонился к закату, в то время как в далеком Московском Кремле
Первый сон Вадима. Москва. Середина Того Самого Дня
в это же время в самом сердце нашей Родины, в залах Московского Кремля собирался на очередное заседание Совет Семи Мудрейших. Круглый стол, посреди которого стоял золотой семисвечник-менора, постепенно окружали люди в белых накидках-талитах, с углов которых свисали плетеные кисточки-цициты. На головах присутствующих были ермолки с приклеенными к ним длинными кудрявыми пейсами. В глубоком молчании, чинно ступая, подошли они к своим местам. Последним пришел Он Великий Эльцинд, Верховный Предводитель и Вождь Народа.
Эльцинд молча оглядел присутствующих, взмахом пальца извлек огонь из золотой зажигалки, поджег все семь свечей в семисвечнике, стоявшем на столе, и дал знак Великим Семи садиться. Видно, что церемония эта была привычна для присутствующих, они бесстрастно откинулись на своих стульях. Стоит заметить, что заседание Совета происходило при полностью выключенном электрическом освещении и при опущенных до пола шторах, источником света для присутствующих были только семисвечники, в изобилии расставленные по помещению. Несмотря на большое количество свечей, в зале царил полумрак, что вкупе с запахом прогорелых фитилей и легкой копотью придавало общей обстановке некоторую таинственность, если не сказать мрачность.
Вниманием присутствующих сразу завладел Абрам Борисович Дубовский, невысокий человек с бегающим взглядом и скрюченными руками, которыми он постоянно что-то делал: передвигал предметы на столе, чесал затылок, крутил пуговицы на одежде.