Как то можно видеть, раз затронутый вопрос «национальной гордости», в том или ином ракурсе, в перипетиях влиятельных настроений и взглядов, мог представать в самом неоднозначном свете; иже, вряд ли мы можем с какой-либо чёткой уверенностью сказать в чём, именно, и с какой, именно, точки зрения проявлял себя тот негативный аспект «министерской оппрессии», (этакое, своего рода, «Каиново проклятие» в судьбе Клеланда), о чём, кстати или впрочем, он сообщает в признании, этак, за год до Рокингэмова второго Премьер-поста, за год до парламентской инициации Британского неучастия в Американской войне за Независимость. Сия разноречивость, неоднозначность в помышленно-применительном толковании «теории, будет сказано, вселенской важности корней»: по всей видимости, это представало быть где-то, как раз, на самой грани между Вселенской масонской амбицией и оправдывающим себя парламентаризмом, между Империал-доктринизмом (коронованных) свобод и Друидо-правием. Беквит, относя Клеланду не весьма большое почитание монархии, при его громком восхвалении демократического Друидизма, положил, что «нисколько то не Удивительно, что, в сию Эпоху, тот теряет своё Место, иль Пенсию, или чтоб подвергаться, тогда уж, ему Цензуре за Содомию, как это и происходит, а оттоль и все те Характерные Персоны, не желающие бывать у него, и не имеющие радости с ним долее знаться.»6 Грязь политики (есть такое выражение) оная есть ли, разве, многим иное, чем та же всё «забавно-упримитивизированная» этимология? В ряду иных спекулятивных, и совсем уж там наизабавных, ультра-модных фрейдических взглядов и версий, пожалуй, нельзя не согласиться с единственно лишь объективным смыслом таким, что литература, наука, политика и секс шли весьма и весьма рядом в жизни Клеланда; вероятно, что ни чуть не меньшего протагонистического смысла биограф-историк только лишь и будет способен рискнуть обратить на себя всю сторону содомического света и проклятия, в иллюстрации скрытых «этимологических слабостей» того или иного, из ранга упомянутых Беквитом, «Характерных Персон».
C 1782 года (год второго Премьер-поста Рокингэма), не получив никакой пенсии, Джон Клеланд жил на маленькой улочке Петти-Франс в Вестминстере Сити-Лондона, в скромности, в безбрачии и, практически, в полном одиночестве. С ним жила единственная лишь, ценимая им премного, старушка-служанка «женщина, весьма древняя и уродливая», как то заметил литератор Джэймс Бозвелл7, его старый друг, в отличии от Клеланда, чрез ряд масонских знакомств (Монбоддо, Бёрк и др.), не прочащий обществу более великого демократизма, чем то в поэтически-предложенной законо-защите Рабства. Бывал ли, когда, «ретрив-мастер» (или, сказать, мастер-реставратор) Кельтской словесности в «Олд Кингз Армз» Таверне на Поланд-стрит в Сохо, на церемониальных собраниях Античного Ордена Друидов? (см. Emrys Jones on London Welsh; Андрю Прескотт «Масонские Письма», Йоло Морганвг и Фримасонство) видал ли когда живую их процессию? знавал ли сам, ещё при жизни того, легендарного Генри Хёрля (Henry (?) Hurle, ум. 1795г) с Чесночного Холма, основателя Ордена (Garlick Hill, City of London), и его прямого соратника и последователя, Ричарда Эллиота? (Из Журнала для Членов Общества, 1833; из Gentlemans Magazine, 1839, о смерти Р. Эллиота; А. Прескотт, «М.П.», Л.М. и Фримасонство); оние все этакие авантюрные предположения, возможно, навсегда останутся столь же пресловуто-каверзными, как и те, что о радикально-политическом круге Содомитского Общества; иже, уверен, кому-то завсегда пристанет выпачкать свой нос в дни, этак, и наши, в неких, дескать, неопровержимо-порочных, с тем, выводах о чьей-либо безусловной выгоде или чрезвычайной докуке. Друидистские Ложи (в отличии от только Фримасонских, разрешённых к официальной деятельности за Актом от 1799 года о Незаконных Обществах в Британии) оставались надолго иллегальными, при росте их числа, премногой популярности и вменённой национальной прерогативе; предосудительный фанни-эротизм Дж. Клеланда, при всей его гетеро-соблазнительности, обличаемый как «гомоэротический продукт порнографического смысла», (за что, аж и в одном намёке на то, в году 1749, Клеланд сам прервал дружбу с Т. Канноном, автором первого в Англии про-гомосексуального памфлета «Античная и современная педерастия в исследованиях и примерах»), оставался под прессом цензуры в Британии, так, и до 1970 г. Кельт-Друидистские историко-лингвистические ретривации автора, аж и поныне, в общем ракурсе современных учёных взглядов, сохраняют за собой псевдо-научный статус.
В позднейшее время, продолжая, этак, и Кельтийскую линию, он сочиняет два этимологических труда в свете медицинской синкретики: от множества предосуждений и обид, ему было, разве что, глубже погружаться в мир изучения Человека отдельного, оттоль, Человека, Человека уже не Интриги или Амбиции, и не Идеи или Приверженности (Принадлежности), но Человека уже Свое-природности и Свое-мутабельности, Человека Материи и Разумения. Вполне можно думать, что этот автор, при всей его тематической, казалось бы, разноплановости, именно, никогда, в действительности, не сходил с раз выбранного им пути: как то и в юности, он, также всё, оставался истинным «обнажителем» слов и вещей, и, можно бы сказать, ещё «дел и нервов»; впрочем, этак он и сам отозвался о собственной персоне, сказав раз Бозвеллу, что «он знает о нервах, больше чем какой бы то ни было доктор в Европе». Воистину, этимологичнейшее заверение в помыслимой истории тайных дел.