Верил, прошептал Эми, боясь обернуться, и сейчас верю. Но разве бывают зеленые белки с человеческим лицом?
В праздник деревьев бывает еще не такое.
В какой праздник?!
Когда тубелин пробуждается, праздник приходит к деревьям: кедры и ели, а с ними и птицы, и звери слушают песню его. Когда ты поймешь тубелина прекрасную песню, поймешь ты и все остальное.
Эми обернулся, но маленькой зеленой гостьи на подоконнике уже не было. Он лег и уснул, а проснувшись, уже не знал, что было сном, а что нет. Но одно он помнил ясно необычайную музыку тубелина. Она сама звучала внутри него, в его уме! Он помнил ее так отчетливо, что ему ужасно хотелось попробовать сыграть такое на органе хоть как-нибудь, чтобы хоть чуточку было похоже! Ему так не терпелось, что, не думая о завтраке и застегиваясь на ходу, он пронесся через площадь, начисто позабыв о чинности и порядке, и вбежал в церковь. Одна мысль терзала его: только бы никого не было!
По счастью, костел оказался пуст. С тех пор, как заболел учитель, у Эми был свой ключ от винтовой лесенки, что вела на балкончик с органным пультом. Он включил электрические мехи и погрузил руки в клавиши. Он пробовал и пробовал, то отчаиваясь, то радуясь, вытягивая и заталкивая обратно втулки регистров, прыгая на скамейке от одной педали к другой, подбирая все более сложные созвучия. Он был в поту, каштановые кудри его липли ко лбу. Он лихорадочно импровизировал и не обратил внимания на скрип шагов по лестнице. Обессиленный, бледный, он, наконец, уронил руки на колени и вздрогнул, услышав за спиной голос учителя:
Я сегодня чувствую себя получше, вот решил прогуляться.
Кроме скамейки перед пультом сесть было не на что, и Эми вскочил, давая место старику, тяжко опиравшемуся на палку. Тот, продолжая стоять, помолчал и сказал:
Я еще не слышал такой музыки. Она как теплый ветер, что пахнет талой водой и прошлогодними листьями. Да-да как тот ветер, что мечется по берегу, когда лед идет по Реке. Что это было? Что ты играл сейчас?
Эми растерялся:
Это это праздник деревьев.
Гм! Неплохое название для прелюдии «Праздник Деревьев». Нужно, конечно, навести некоторый порядок, придать стройную форму этим шквалам звуков, они слишком порывисты и случайны. Я догадывался, что ты сочиняешь музыку. Ты скрываешь это?
Я не сочиняю эту музыку я услышал.
Где?
В саду! Эту музыку пело дерево! Это был праздник деревьев, я знаю! Мне захотелось сыграть это
Это и называется сочинять музыку. Я не ошибся в тебе, дружок: для тебя наш город мал, слишком мал
Эми смутился и заговорил о другом:
Я боюсь сегодняшней службы. Может быть, вы поможете мне? Кажется, я все-таки плохо управляю капеллой. По-моему, певчие смеются надо мной: мне всего двенадцать, я слишком мал, чтобы управлять взрослыми.
Не бойся, пусть смеются. Они скоро привыкнут к тебе: гений покоряет сердца.
Эми с недоумением глянул в светлые, почти белесые, глаза учителя и спросил:
Что такое гений?
Не знаю точно, дружок. Но это дух.
Дух?
Да, такая невидимая птичка.
Птичка?
Да, невидимая певчая птичка. Она может прилететь в гнездо, которое ты ей готовишь. Но как ни приготовь, птичка все там перероет, переложит, перетопчет по-своему, либо вообще улетит прочь. Потом она может вернуться, а может и не вернуться в гнездо. Это гнездо и есть ты, и, кажется, птичка роется там изо всех сил. Она будет мучить тебя своими коготками, но зато, пока она там, тебе нечего бояться ни самой сложной службы, ни капеллы, ни смеха, ничего вообще. Моя помощь тебе уже не нужна. Прощай
Больше Эми не видел мастера Доминика живым.
Сказка шестая. Песочное сердце
С тетушкой Феодосией творилось что-то необыкновенное. Она не могла налюбоваться на свое новое украшение золотистую жемчужину, оправленную теперь в серебряный кулон с цепочкой. Она беспрестанно примеряла ее с разными платьями и блузками, но все же остановила свой выбор на платье с бежевыми рюшами, в котором и отправилась на воскресную службу. Она была уверена, что ее жемчужине позавидуют все женщины, и шла с гордо поднятой головой, что было на нее совсем не похоже. Выйдя из церкви, она решительно направилась к толстому краснолицему торговцу, у которого дважды в неделю покупала мясо. Он приподнял шляпу, расплылся в улыбке, а она, глядя на него в упор и не мигая, выпалила:
Вы ведь мечтаете на мне жениться, чего вы ждете?
Когда к онемевшему мяснику вернулась речь, он промямлил, что и впрямь давно влюблен, но не осмеливался признаться. Да, он счастлив предложить ей руку и сердце
Днем позже толстый мясник торжественно заявился в гости разряженный, надушенный, с букетом багровых роз и лицом того же цвета. К его приходу был накрыт чай; на столе красовался сервиз из тонкого старинного фарфора, из какого не доводилось пить самому Эми. Он улизнул было в сад, но тетушка скоро призвала племянника в столовую.
Краснолицый гость ожидал их, стоя позади стола перед буфетом. Вернее было бы сказать, что он подпирал собой буфет: мясник так волновался, что не знал, какую лучше принять позу. На Феодосию он смотрел со страхом, обожанием и изумлением, словно никогда прежде не видывал таких, как она. Эми тоже не мог надивиться на свою тетушку: она теперь то и дело вскидывала голову вверх и смотрела так, словно разглядывала перед собой что-то совсем мелкое. Рука ее постоянно теребила серебряный кулон с золотистой жемчужиной, свисавший с длинной худой шеи. Поправив кулон в двадцатый раз, она заговорила так сурово, что у Эми сжалось сердце: