Кто-то подумает, что оно и к лучшему развитие идет в верном направлении, а это явный признак цивилизации. Но на деле всё не так просто.
В поваренной книге 1960 года представлена детальная цветная схема разделки коровы. Все части туши тщательно прорисованы; отлично видны мышцы, сухожилия, жировые прослойки, кости. А в издании 2010 года корова уже не похожа на корову. Это больше не плоть и кровь, это трехмерная компьютерная модель, абстракция.
Колбаса чоризо, поджаренная на гриле, с хлебом? Почему бы и нет. Спагетти с мясным соусом? Тоже неплохо. Сочный антрекот с соусом из трав и чеснока? Подойдет. Только избавьте нас, бога ради, от этих жутких кровавых схем разделки, и ни слова о животных до того, как они не будут умерщвлены и не превратятся в продукт.
Всего за пятьдесят лет поваренная книга от издательства Bonniers превратилась в термометр, показывающий состояние здоровья цивилизации. Сегодня поваренная книга это постоянное напоминание о человеческом тщеславии.
Поваренные книги прошлого имели конкретного адресата домохозяйку, и никого более. Образ же сегодняшнего читателя поваренной книги не так ясен. Этот читатель культурный и образованный барахтается на гребне истории, спасаясь бегством от природы и смерти, и стыдливо краснеет при виде варварского молотка для отбивания мяса, который для него, читателя, является условием выживания.
Нередко можно услышать, что в прежние времена гендерные роли основывались на строгом разделении труда между мужчиной и женщиной, особенно в рамках среднего класса. Может, это так, а может, и нет. Героиня кулинарной книги издательства Bonniers существо реальное, историческое, разрушающее миф. Домохозяйка из среднего класса была женщиной и мужчиной, Сиреной и мясником-забойщиком, Эросом и Танатосом. Она была грандиозна.
Нередко можно услышать, что в прежние времена гендерные роли основывались на строгом разделении труда между мужчиной и женщиной, особенно в рамках среднего класса. Может, это так, а может, и нет. Героиня кулинарной книги издательства Bonniers существо реальное, историческое, разрушающее миф. Домохозяйка из среднего класса была женщиной и мужчиной, Сиреной и мясником-забойщиком, Эросом и Танатосом. Она была грандиозна.
Только представьте, какой невероятный вакуум возникает сегодня, в условиях демаскулинизации. И поскольку современная шведская кухня лишена мужских ценностей, домохозяйка отправляется на охоту за утраченной мужественностью.
Совпадение ли, что Пер Морберг[3] издал недавно поваренную книгу под названием «Морберг охотится и готовит», где на обложке он собственной персоной: ружье на плече, пристальный взгляд, а в руке только что подстреленная дичь?
Совпадение ли, что Пер Плюра Юнссон[4] в кулинарной телепередаче демонстрирует свой обнаженный торс, словно в пику «женственным» булочкам с корицей от Лейлы Линдхольм[5]?
Совпадение ли, что Йенс Линдер[6] издал недавно поваренную книгу под названием «Забытая кухня», в которой красочно описаны такие давно позабытые домашние умения, как засушивание, маринование, соление, копчение, изготовление колбас и тому подобное? Есть даже изображение мертвого поросенка правда, фото 1946 года, но тем не менее. Хотя кое-что Йенс Линдер упустил. А как же убиение, свежевание и потрошение? Кое-какие воспоминания всё-таки остались подавленными в «Забытой кухне».
Домохозяйка мертва, да здравствуют Пер, Плюра, Йенс и все остальные. Мы получили таких домохозяек, каких заслужили. Без сомнения, это характеризует нашу цивилизацию.
Хорошая ли это характеристика?
Судите сами.
Папина библиотека
Впервые опубликовано в сборнике «Försök om litteratur» (Стокгольм, 1998) под названием «Смерть литературы».
На лице у людей, бродящих по художественным галереям, написано плохо скрытое разочарование от того, что там висят всего лишь картины[7].
Прощай! Я завершаю путь свой там, где начал.
Прощай, мой стих ты был мне смыслом бытия
и вечности мерилом[8].
Стокгольм, обычный августовский день в Хаммарбюхамнен. Скупщик из респектабельного антикварного магазина подъезжает к складу на такси. На нем шорты и кроссовки, в сумке на плече бумажник с наличкой. Мужчина светится веселой, почти сердечной улыбкой, которая быстро затухает, когда ее обладатель вспоминает о характере сделки. Речь ведь идет об имуществе умершего человека.
Два дня у нас ушло на то, чтобы разобрать и упаковать папину библиотеку. Сначала мы отобрали те книги, которые могли бы приютить у себя, а это примерно восьмая часть от общего немалого количества. А затем расставили оставшиеся книги корешками вверх на серых подстилках, чтобы не повредить переплеты о грубые доски грузовых поддонов. Оставшиеся тома, которые не поместились на этих импровизированных столах, мы сложили в коробки.
Папина библиотека. Заброшенный памятник долгой жизни, которая складывалась из чтения, размышлений и преподавания; жизни, которая охватила почти весь ХХ век. Отец высоко ценил Гейера, Тегнера и Чельгрена. Он восхищался Стагнелиусом, был очарован Фрёдингом, восторгался Фредрикой Бремер. Он вновь и вновь перечитывал их произведения, даже когда ему было уже за восемьдесят. Большую часть своей жизни отец провел в постоянно обновляемых отношениях с литературой с искусством переносить слова на бумагу, как он сам любил говорить.