Сочно заголубело небо, словно кто мокрой тряпкой смахнул с него грязь облаков.Ветер замирал, но все еще был достаточен, чтобы двигать парусники, разбросанные по просветленной водной шири. На взгорье, в солнечных лучах, начал выявляться город Ревель с его остроконечными кирхами, с крутыми черепичными крышами домов, с круглыми башнями и зубчатыми стенами старинных построек на скалах. Здесь, несмотря на все старания царского правительства русифицировать Эстонию, на всем сохранился отпечаток готической архитектуры.На рейде, недалеко от гавани, стояли корабли 2-й эскадры. Наш "Орел" присоединился к ним и, заняв место в колонне однотипных броненосцев, бросил якорь.Зачередовались дни с ночами, как два часовых, сменяющих друг друга. Мы вступили в период боевой подготовки. Принимали все меры для защиты эскадры от внезапного нападения противника, хотя до него было еще очень далеко.Учились ставить сети заграждения против мин. С заходом солнца один из кораблей защищал вход в рейд, освещая его прожектором. Мористее него ходили два дозорных миноносца и минные катеры.На броненосце, к великому удовольствию командира, рассчитали рабочих.Давно требовалось подтянуть команду, навести чистоту, а они своим пребыванием на судне вносили разлад в наш внутренний распорядок. Опасались и крамолы. Мне самому пришлось встретиться с одним рабочим. Оглядел он меня круглыми глазами и, почесав за ухом, спросил:- Значит воевать отправляетесь?- Да, кратко ответил я.- Ну, с богом.- При чем же тут бог?- Ого! Тогда, выходит, с чертом?- И это ни при чем.- Ого! Неужто отрицаешь?- А разве такие не бывают?Рабочий подумал немного и загадочно ответил:- Да, все на свете бывает, и попадья попа надувает. Знаю я в одном селе парочку: муж дьякон, а жена у него попадья. Как это вышло, а?- Я тоже ответил прибауткой:- Это еще невелика беда, что на огороде поросла лебеда, вон церкви горят, и то ничего не говорят:- Ого! Резвый! Не спотыкнешься?- Случалось и это.Издалека, весьма осторожно он начал накачивать меня политикой. Он говорил больше намеками, но я понимал его. Выходило так, что если мы победим противника, то этим самым только больше укрепим свое правительство. То же самое я слышал и на берегу от интеллигенции. Все передовые люди радовались нашим неудачам. Казалось, эта часть русского общества никогда не была так охвачена пораженческими идеями, как в эту войну, ибо она раскаляла народ, вскрывая перед ним все наши государственные язвы. В каком же дурацком положении оказались мы, моряки, отправляющиеся на Дальний Восток! Если мы восторжествуем над японцами, то нанесем вред назревающей революции, необходимой для задыхающейся России, как свежий воздух. С другой стороны, мы не можем спокойно подставлять свои лбы под неприятельские снаряды. Наш проигрыш и наша гибель будут считаться позором, и над теми, какие вернутся с войны, будут смеяться:- Вот они, моряки с разбитого корабля!Послушав рабочего, я предупредил его:- Довольно, друг. Этой пищи я уже отведал.- Ого! Отрадно. Ну что же, вы там, а мы тут постараемся.Я нисколько не сомневался, что длительное пребывание рабочих на судне оставило среди матросов какой-то след.Внутренняя организация службы на кораблях налаживалась медленно. Даже на флагманском броненосце "Суворов", который уже порядочное время находился в плавании, люди совсем не были подготовлены к бою. Вот что писал об этом адмирал Рожественский в приказе N 69:"Сегодня в два часа ночи я приказал вахтенному начальнику пробить сигнал для отражения минной атаки.