Не правда ли, чистая работа? с оттенком иронии спросил следователь и, не ожидая никакого ответа, продолжил:
Это раньше профессия палача была не в почете и считалась самой грязной работой. Сейчас молодежь идет сюда охотно. Мы хорошо платим, а они хорошо делают свое дело. Нет, они не пытают. Это не их задача, ведь не посвятишь каждого в тонкости того или иного дела. Они занимаются исследованиями. А идти к ним или не идти выбор подследственного. Некоторым, он провел большим и указательным пальцами по уголкам своих чересчур бледных и тонких губ, некоторым хватает одного лишь присутствия при таком опыте.
Наконец, мы вышли на балкон. Перегнуться через перила и броситься вниз было моим первым желанием, но провожатый предвосхитил меня:
Не стоит, здесь только три этажа, и вы всего лишь покалечитесь. Посмотрите, какая свежая листва дожди не так часто случаются у нас в июле. Ну, так что с вашей встречей с гражданкой Незванской во вторник вечером? Вспоминайте, вспоминайте.
Я внутренне напрягся. Как, откуда они узнали? Нина была моей однокурсницей, и мы встретились с ней в кафе на Центральной набережной. Там находилось столько людей, что проследить кого-нибудь одного в этой огромной кишащей человеческой массе было равносильно поиску упавшей в траву монеты. Мы не виделись с ней с самой защиты диплома, после которой моя студенческая любовь навсегда уехала на родину.
Так о чем вы говорили за столиком? продолжал мой мучитель.
Да, она шепотом призналась мне, что ей здесь не нравится, и она с удовольствием уехала бы. А я, что говорил я? Да, про наши ценности, про нашу свободу. И еще про свои убеждения. И она тогда еще сказала, что страшно жалела потом о нашей разлуке. И еще она передала мне книжку, да-да, свою рукопись. Я обещал прочитать. Она и сейчас лежит у меня в номере на тумбочке под лампой. Женские стихи, чувственные и глупые. Я заснул на четвертой странице.
Что же вы молчите?
А что я могу вам сказать? Это личное, понимаете? Мы былидрузьями. Понимаете?
Следователь подмигнул-кивнул и закурил. Маниакально глубокая затяжка и легкий, долгий выдох через нос. Не терплю табачного, тем более такого дешевого дыма.
Что она вам передала? Ведь она передала вам какой-то предмет? Список? Сведения? Не стройте из себя дурачка и из меня тоже. Вы же знаете, где она работает и кто ее муж.
Что за глупости какое мне дело до ее мужа? Да, работает она по специальности. Инженер-конструктор. Ее всегда интересовали самолеты. Даже тогда, давным-давно, ее любимым аттракционом были самолетики. Теперь она строила новое крыло. Монокрыло какое-то. Я ничего в этом не понимаю, у меня был факультет менеджмента. А уж кто ее муж этой темы мы касались только вскользь и только один раз, какой-то там профессор, разработчик каких-то дистанционных импульсов. Муж объелся груш! банально ответила она на мой вопрос о ее семейной жизни. Больше мы о нем не говорили, ей это было неприятно, судя по тому, какую она тут же скорчила гримасу.
Это ее стихи, понимаете. Она их писала двадцать лет.
Не знаю, зачем я так разоткровенничался, со стороны, должно быть, похоже, что я хвалюсь своими успехами.
Интересно, интересно. Так-так. Хорошо. Вот что, значит.
Следователь затянулся последний раз, высосав сигарету, как паук муху, и высморкался в свой синий платок.
Завтра в девять ноль-ноль вы принесете эти стихи и положите на мой стол. Поняли?
Я не смог сопротивляться представителю власти. Пришлось оставить здесь до завтра свой паспорт. Я чувствовал, что нахожусь на крючке.
2
Когда я вышел на улицу, все вокруг показалось мне зловещим. По мокрому шоссе ехали зловещие автомобили, в очередь на переход столпились зловещие пешеходы. Зловещие воробьи купались в луже на краю тротуара. На подоконнике дома напротив зловещая кошка следила за всем, что творилось внизу. Как я вообще оттуда вышел для меня теперь было самым зловещим вопросом. Как и почему живой, невредимый и согласный на все. Согласный сотрудничать, откровенничать, выворачиваться наизнанку. Принести ее стихи! А в окнах жандармерии было пусто, а там, внутри, копошились, как опарыши в трупе, молодые люди призывного возраста. Деловито, сосредоточенно. И руки, и ноги вздымались вверх, инструменты блестели и постукивали клац-клацклац-клац Меня, наконец, вырвало посреди улицы прямо на этот мокрый, залитый мгновенным южным ливнем асфальт.
Что с вами? Вам плохо? тут же подскочили с боков прохожие и подхватили меня заботливыми руками. Я дернулся от этих рук, как от электрошокера, и побежал.
Сумасшедший какой-то! Наверно, алкоголик! услышал я вслед.
Куда я бежал? Я мог бы прибежать в наше консульство но что я сказал бы там спасите меня, дайте мне убежище? Но за мной же никто не гнался, никто не преследовал и не угрожал. И потом, я же добровольно согласился принести им то, о чем сам и разболтал. Ну кто тянул меня за язык? Какие, к черту, стихи? Зачем они им какой из них прок? Я решил все ей рассказать. По крайней мере, так будет честно. Так и скажу испугался, смалодушничал. Прости, милая.
Нина встретила меня, немного удивившись моему неожиданному визиту.