Надежда вспыхнула в её душе, подобно Северному Сиянию, показывающему приближение весны и света, наперекор ледяной черноте полярной ночи.
А это мелькание не вызовет у него судороги? поинтересовалась она.
У него не эпилепсия. Терапевт улыбнулся и включил диктофон. День пятьдесят второй. Сегодняшнее занятие определение способности заполучить желаемый объект.
Не спуская с сына глаз, Люси отползла в сторонку.
Врач закрыл лампочки непрозрачным футляром.
Женщина помнила, как лихо Даниель САМ складывал коробочки и изумилась, видя, что СЕЙЧАС он замер в растерянности. Его кошачьи глазки впились в футляр, но он даже не пытался дотронуться до него.
Терапевт сделал пометку в блокноте, потом начал что-то печатать на своём ноутбуке.
У Люси разрывалось сердце; она видела, что ребёнок явно страдал.
Прекратите его мучить! прошипела она, еле сдерживая себя; тело мальчика передёргивалось, словно его током били.
Врач бросил взгляд на часы и велел ей:
Протяните руку, но не к футляру и не к Даниелю, просто чтобы она попала в поле его зрения.
Люси так и сделала.
Малыш мгновенно схватил её руку и сшиб коробочку прочь.
Он снова замер, зачарованно глядя на огоньки, а женщина засмеялась от счастья.
Какой умница! произнесла она с нежной гордостью. Как обезьянка палкой!
Вот именно, мрачно отозвался врач. Типичный признак. Он не попросил вас. Не обратился за помощью. Вы для него объект.
Люси замерла, вглядываясь в ребёнка. Он не двигался, сам как неодушевлённый предмет.
Её мобильник в кармане завибрировал, напоминая, что её время закончилось. В дни занятий с терапевтом Мэри после работы всегда сразу проходила сюда, захватив по дороге Энн.
Конечно, громкоголосая девочка, подобно сирене машины, предупредила бы об их приближении, но Люси не могла себе позволить так рисковать.
Бросив последний взгляд на сына, она медленно вышла из игровой, чтобы тут же увидеть Лилит, поджидающую её в коридоре с презрительной ухмылочкой на губах.
Струящееся до пола ослепительно белоснежное платье должно было бы придавать ей облик ангела или невесты, но у Люси это вызвало ассоциацию только с похоронным саваном.
Не обманывай саму себя, вкрадчиво шепнула Королева Ада. ты всегда будешь для него только объектом
А вам-то зачем аут? окрысилась на неё Люси.
Умерев, человек избавляется от физических недугов. Лилит подмигнула. Только умерев, он будет здоров. Не будь мамой-эгоисткой. Отпусти его на свободу.
Даже матери детей, умирающих от рака, борются за них до конца Люси не дрогнула. Хоть весь Ад свой призовите я не сдамся!
Ну и дура, спокойно отозвалась Лилит, тая в воздухе.
* * * * *
И поехала, подхватила Люси, закружила ежедневная карусель; тренировки, работа, опять суровый треннинг Редкие встречи с Альберто
Её беспокоило, что Лилит больше не показывалась.
«Она не из тех, кто так просто сдаётся,» понимала Люси.
Но теперь эти краткие полчаса рядом с сыном, отодвинули на задний план все её мысли, все другие события жизни; только три раза в две недели совпадали её свободные дни и работа Терапевта с Даниелем
Но и в остальные отгулы она всё равно находила возможность хоть вскользь, да увидеть сына; на прогулке, когда ему делали массаж, иногда даже в игровой.
Нянечки привыкли к ней, хотя и относились сперва с подозрением, но охранники всегда были рядом, так что совесть гувернанток в этом плане была чиста.
Люси вроде бы должна была чувствовать себя счастливой, но это было не так.
Энн росла и развивалась буквально на глазах, становясь похожей на Джерри всё больше и больше. Люси никогда не видела, чтобы у малышек до года были такие густые и длинные волосы, которые Энн никому не позволяла трогать.
Каждое утро, когда её гриву всё-таки, хотя бы раз в сутки, расчёсывали, дикие вопли были слышны далеко за пределами детской, а уж при подготовке к «выходу в свет», происходила целая баталия.
«Почему её не постригут?» изумлялась Люси, но потом, своими глазами видя струящиеся локоны, цвета опавшей листвы, она понимала причину.
«Почему её не постригут?» изумлялась Люси, но потом, своими глазами видя струящиеся локоны, цвета опавшей листвы, она понимала причину.
«Конечно, надо каменное сердце иметь, чтоб на такое сокровище руку поднять, такую красоту уничтожить.»
Однако теперь, видя Энн так часто, Люси страдала ещё больше.
Громкоголосая хохотушка а Даниель едва издавал какие-то невразумительные стоны, и то, только, когда его брали на руки для необходимых процедур.
«Вся искра, вся радость» а Даниель ни разу даже не улыбнулся
Егоза, Энн ползала быстрее собачонки и уже делала первые шаги
Даниель же едва начал ползать, и то только, чтобы избежать контакта, сесть потихонечку в сторонке и заняться коробочками или пирамидкой. Он уже собирал наборчики рассчитанные на годовалых детей, но только если САМ этого хотел; невозможно было заставить его сделать даже самое элементарное действие.
Однажды Люси удалось подсмотреть, как кормили ребятишек.
Они оба сидели в высоких стульчиках.
Энн размахивала ложкой, пыталась скидывать тарелку, хватала чашку, обливалась, радуясь этому и хлопая ладошкой по луже, ела жадно, но, если что-то не нравилось «включала сигнализацию», и голосила до тех пор, пока измученная нянечка приносила именно то, что хотелось девочке в этот момент.