А если они знают, что изменяющие исчезают после смерти? А если выстрелят несколько раз?
Тогда умрешь от кровотечения. Или от воспаления, если тебе некому помочь, просто чуть позже.
И зачем тогда эта бесполезная хрень?
Она пассивна и всегда с тобой. И если для полноценного щита тебе надо сообразить, с какой стороны от себя его ставить, то рваная защита реакции не требует. И подпитки не требует. Вообще ничего не требует, кое-кому поучиться бы, а?
Сиэ отошла на несколько шагов, подобрала пистолет, остановилась, вертя его в руках.
И уж если ты прошляпила собственное убийство, то неожиданность твой единственный шанс. Как бы ни было больно и страшно. В ближнем бою от нее толку маловато, конечно, так что делай выводы. Ты взяла аркан?
Нет!
Аори поднялась, шатаясь так, словно разом выпила бутылку вина, скурила весь запас сигарет Сиэ и в завершение шлепнула себе на лоб недельную порцию плиора. Определиться бы, чего внутри больше ужаса от едва не случившегося, облегчения, традиционной злости на себя саму, на сволочную измененную, желания прибить ее, гадину, с гарантией и до конца
Ну и ладно, миролюбиво протянула Сиэ. Все равно он извне ставится.
Тонкие иглы на мгновение впились в энергетический центр, но Аори удержалась от вскрика. Не привыкать Она скосила глаза вниз. Пресловутая защита едва просматривалась даже измененным зрением. В принципе, логично. Нет более гарантированного шанса получить второй выстрел, если во время первого сияешь, как праздничная гирлянда.
Почему ты не могла просто ее поставить? сформулировала, наконец, свои претензии ученица.
Боль это единственное, что я все еще чувствую в полной мере, хмыкнула Сиэ и, отбросив окурок, прицелилась. Да и должна ж быть в мире какая-то справедливость, гармония там, ради которой мы, собственно, и вертимся Что ж, с теорией мы закончили. Теперь практика.
Какая еще практика? попятилась Аори. Сиэ, ты ты что? Давай не спешить, я не уверена, что защита встала, как надо Сиэ, подожди! Нет!
Измененная могла бы гордиться подругой. У нее получилось не кричать.
Целых десять секунд до второго выстрела.
Не все упивались болью так, как измененная, но в выжженом мире многие умели ее скрывать. Искривленные шрамом губы сжались в нить, когда тоо спрыгнул со спины ящера прямо в черную копоть. В угли, оставшиеся там, где раньше, окруженные остролистыми юкками, стояли шатры. Обрывки истлевших нитей поземкой вились по земле, и это сравнение не пришло бы в голову ни одному караванщику. Они ждали неподвижно, удерживая ящеров за поводья. Никто, кроме тоо, не поднялся в седло после того, как ящеры забросали песком свежую могилу и медленно, один за другим, побрели прочь.
Застыла, цепляясь за седельный ремень, и чуждая пустыне девчонка.
Там, где десятилетиями останавливались караваны, где лежки ящеров продавили вмятины в камне, где усталые, запыленные путники находили покой и отдых, пусть даже на одну, такую короткую ночь, остались лишь пепел, уголь и вплавленные в песок черные потеки. Они походили на демонов, явившихся танцевать в огненных языках, и окаменевших в лучах утренней зари.
Прямо возле входа в неглубокое ущелье, похожее скорее на пещеру без свода, чем на разлом, скрючился небольшой обгоревший скелет. Чуть дальше еще один. Неподалеку из песка торчал наконечник копья.
Туши ящеров сохранились лучше огромные вонючие кучи у самых стен, с остатками цепей, протянувшихся к кольцам. Зверям некуда было бежать, а нападающих интересовали только товары.
Будьте прокляты, с ненавистью в голосе сказал Шуким. Будьте прокляты и вы, и ваши души, и ваши дети!
Обгоревшие остовы шатров торчали из песка, как кости драконов. Бросив повод, тоо ринулся между ними, стремительно и неудержимо, словно человек из плоти и крови превратился в карающего демона. Ветер трепал полы разноцветной фарки, отбрасывал их за спину, швырял в лицо пепел и последние живые искры. Добираясь до вершин скал и запутываясь в них, кривых и изломанных, он выдувал заунывную мелодию без начала, конца и смысла.
Аори насчитала восемь остовов слева и справа у стен широкого ущелья. Миновав их за считанные секунды, Шуким остановился у покрытого разноцветными лишайниками камня в конце прохода. Пламя обошло его стороной, будто по волшебству. Со сдавленным возгласом тоо упал на колени и, как один, его движение повторили остальные караванщики. Опустились прямо в черный песок, даже не взглянув под ноги. Стоять остались двое недоумевающая чужачка и понурый арах в черной фарке. Его руки спереди туго стягивал ремень, свободный конец которого тоо намертво привязал к своему седлу. Задубевшие края оставили на запястьях сочащиеся сукровицей ссадины.
На Аори шикнули, и она поспешно присела. Не столь расторопного или куда более упрямого пленника ткнули в спину пяткой копья. Потеряв равновесие, он рухнул лицом вниз, словно мало на нем до того было грязи, ссадин и синяков.
Милостивый Харру с трудом выдавил из себя тоо, и Аори обмерла, услышав, что его голос дрожит. Двуликая невредима!
Словно в трансе, Шуким протянул руки перед собой и тут же отдернул их, словно обжегшись. Порыв горячего, сухого ветра ударной волной прокатился по ущелью и наотмашь хлестнул по каравану. Люди не проронили ни слова, удерживая беспокойно всхрапывающих ящеров.