Могли или не могли болтаться здесь наши эсминцы?
Шультце вылез на мостик, за ним Зурен и верхняя вахта. Зурен дал азбукой Морзе опознавательный световой сигнал. Тем временем эсминец приближался на малом ходу. Но после повторного сигнала от «U-48» он резко увеличил ход. Волна от форштевня стала выше и круче. Так он нам ответил.
– Боевая тревога! Срочное погружение!
Все с мостика посыпались в люк, и тут же «U-48» погрузилась настолько глубоко, насколько позволяла глубина фьорда. Потом началось самое весёлое. Над нашей головой и вокруг стали рваться глубинные бомбы, сотрясая лодку.
Но на этом и кончилось. Хватит и этого.
Было 13 апреля. И сбросили на нас точно тринадцать глубинных бомб, ни больше ни меньше. Шультце улыбнулся, довольный. Ещё бы, ведь известно, что семь и тринадцать – счастливые числа.
Но эти тринадцать взрывов были лишь увертюрой. Последующие дни оказались днями настоящего ада. Каждый день и каждый час следующего дня или мы атаковали эсминцы, или сами оказывались в их ловушках. И так с утра до вечера, с вечера до утра. Ночи были короткими, слишком короткими, чтобы мы могли как следует зарядить батареи и поддерживать лодку в нормальной боеготовности. О сне и говорить было нечего, и мы едва успевали перекусить. Одну за другой мы выпускали наши магнитные торпеды. И ни одна из них не взорвалась.
Что за чёрт с этими проклятыми торпедами?
То же самое произошло несколько дней назад под Бергеном, когда Шультце атаковал британский тяжёлый крейсер и произвёл залп из трёх торпед. И ни одна из этих паршивых железных рыб не попала в цель. Торпедисты не отходили от торпед, проверили эти огромные металлические сигары дальше некуда, но не нашли ничего, что могло бы объяснить неудачи. Единственным утешением было то, что «папаша» Шультце оставался спокоен.
И вот, пожалуйста, опять то же самое! И здесь эти магнитные торпеды отказались взрываться. Такие усилия – и всё попусту.
Нарвикский ад был и нашим персональным адом. Четыре дня мы носились по фьорду вверх и вниз, туда и сюда в подводном положении. Мы израсходовали все запасы кислорода до последней капли. Мы расстреляли все торпеды, которые имели, и ни одна не подала о себе доброй вести. Что случилось? Гироскоп отказал? Что-нибудь с магнитной вертушкой [8] ? Или германские секреты больше не являются секретами для англичан?»
* * *
Подводная лодка, на которой служил Топп вначале офицером, тоже прошла через этот горький опыт. Но давайте ещё раз заглянем в его дневник:
13 апреля мы направились на новую позицию.
– Вы наша последняя надежда, – кричали нам с эсминцев.
Два тяжёлых немецких самолёта кружили над Нарвиком, сбрасывая пищу и боеприпасы. Люди, все ещё запертые в гавани и отрезанные от всякой поддержки, вздохнули с облегчением.
14 апреля над нашей позицией пролетел британский самолёт. Это был самолёт с авианосца эскорта, направленный на рекогносцировку фьорда. Внезапно в поле зрения перископа оказались сразу несколько эсминцев, которые шли на нас тремя кильватерными колоннами. За ними маячила серая тень линкора.
Это был «Уорспайт», гигант из гигантов. Он неизбежно должен был выйти на нас.
Атмосфера на лодке наэлектризовалась. Лодка словно от возбуждения сжала зубы. Кто-то стал нервно поглядывать на гидрофоны, когда мы развернулись, чтобы пройти под строем эсминцев. Никакой реакции со стороны противника.
Мы сами слышали, как работает их аппарат «Asdic» в поиске нас. Но ему не удалось обнаружить нас… Мы выжидали… Пока никаких взрывов… По-прежнему пока никаких… Возможно, они прощупывали подводные скалы.
Первый и четвёртый торпедные аппараты были давно готовы к выстрелу. От этих двух торпед зависела судьба всей экспедиции. Если бы «Уорспайт» был потоплен, это спасло бы Нарвик. И не только это.