Вы слышали, товарищ? Здесь, в больнице, лежит человек, который их видел.
Кто кого видел?
Мертвецов, объяснила женщина, выходя из булочной с караваем хлеба, полученным по распределению.
И среди них возвышается во весь рост священник с развевающимися волосами и воздетыми к небу руками, проклинающий нас и наш город. Все они стоймя бродят по морскому дну. Слышите, стоймя!
Слухи о бродящих мертвецах распространились от дома к дому, проникли в красноармейские казармы, в тюремные камеры приговоренных к смерти, поползли по узким кривым переулкам и трущобам Одессы, где обитал пролетариат. Вечером в городе, в разных концах, стали раздаваться угрозы по адресу руководителей красных.
На следующее утро в порту вспыхнул бунт и началась забастовка. Туда поспешил главный комиссар ЧК.
Мертвые не бродят! Идиоты! яростно кричал он возбужденным собравшимся. Тела стоят прямо, потому что после трех дней пребывания в воде стремятся всплыть на поверхность, а груз, привязанный к ногам, держит их у дна. Кончайте базарить, товарищи, и возвращайтесь на свои рабочие места.
Мертвые шлют вам свои проклятия! крикнула какая-то женщина.
Мертвые околдовали наш город, наших детей и тебя, сволочь! взревела толпа.
Главный комиссар исчез за шеренгой чекистов с винтовками на изготовку.
Очистить улицу! Разойдись!
Из толпы полетели камни, и люди, судя по всему, не собирались отступать.
Главный комиссар исчез за шеренгой чекистов с винтовками на изготовку.
Очистить улицу! Разойдись!
Из толпы полетели камни, и люди, судя по всему, не собирались отступать.
Комиссар махнул рукой в кожаной перчатке. Когда дым рассеялся, улица была пуста. Главный комиссар, перешагивая через убитых, поспешил к своему автомобилю.
Пожилая женщина, сделав последний глоток, поставила чашку на блюдечко.
Мы намереваемся освободить русский народ, заверил я, освободить от красного рабства и бессмысленного существования.
До женитьбы мой муж принадлежал к меньшевикам, продолжала моя собеседница. Он тоже мечтал об освобождении народов России. Каждый россиянин мечтает об этом, независимо от его взглядов или ощущений. Но моему мужу в ходе борьбы пришлось столкнуться с теми же самыми явлениями, какие мы наблюдаем вокруг и сегодня. Он умер после двадцати лет принудительных работ, так и не дождавшись осуществления своей мечты, а расстрелы, виселицы и депортации по-прежнему продолжаются.
Мы спасем русских людей, упрямо повторял я.
Позвольте мне поблагодарить вас, солдат, за вашу доброту, проявленную к старой женщине, сказала она, поднимаясь. Но прежде чем уйти, я сообщу вам великую правду: русский народ спасет и освободит не тот, кто сильнее, а тот, кто милосерднее.
Оставшись одни, мы долго, далеко за полночь, сидели вокруг самовара.
Утром стало ясно: где-то в городе обосновался вражеский наблюдательный пункт. Снова и снова снаряды корабельных орудий Черноморского флота, а также сухопутных батарей, установленных на большом острове посредине Днепра, падали именно на те здания, в которых разместились немецкие войсковые штабы.
Все городские строения, квадрат за квадратом, тщательно обыскали, но на первых порах никого не обнаружили. Помогла местная полиция, созданная для поддержания в городе правопорядка, из числа антикоммунистических элементов. При ее активном содействии в конце концов удалось арестовать мужчину, передававшего противнику координаты важных военных объектов с помощью почтовых голубей.
На следующий день в районе порта я встретил диковинную процессию. Пять немецких полицейских и несколько местных полицаев водили по улицам мужчину в наручниках. У него, шагавшего довольно бодро и даже как будто весело, с шеи свисал большой плакат.
«Я тот самый человек, который наводил на Херсон огонь советской артиллерии и который повинен в смерти 63 русских женщин и детей и определенного числа германских солдат. За это я буду сегодня повешен».
По пути движения процессии отовсюду сбегались мужчины, женщины и дети, которые, прочитав надпись, молча уступали место другим. Когда один пожилой крестьянин не смог сразу разобрать надпись, приговоренный к смерти с готовностью и явным удовольствием повторил ему текст слово в слово.
Значит, это ты, проговорил крестьянин. Мужчина спокойно кивнул.
Тогда поделом тебе, заметил крестьянин так же спокойно. Я рад, что этих проклятых комиссаров наконец-то прогнали ко всем чертям.
Они еще вернутся, пообещал невозмутимо мужчина с плакатом.
Крестьянин со страхом взглянул на него и истово перекрестился. Несколько стоявших вокруг женщин тоже осенили себя крестным знамением.
Ну что же, пусть Господь пошлет тебе легкую смерть, сказал крестьянин и предложил осужденному папиросу, которую тот неуклюже принял скованной рукой. Когда это должно произойти?
Нынешним вечером, ответил коммунист с готовностью.
Затем процессия двинулась дальше. Мы, наблюдавшие за этим эпизодом немецкие солдаты, переглянулись в полном недоумении. Вероятно, пожилая женщина с Поволжья правильно подметила: чтобы понять душу русского человека, мотивы его поведения, требуются другие, не совсем обычные мерки.