Стоит, значит, разведчик с холодным животом в полусогнутом состоянии, да и немудрено полный цинк патронов на спину давит, от долгой дороги еще тяжелее стал; не шевелится, только глаза на побледневшем лице сами собой влево-вправо запрыгали и поджилки, естественно, затряслись. К чести российского воина следует отметить из организма ничто не вытиснулось.
Кто такие?
Пехота, ответил сержант механически, как учили на курсах (вот те, бабка, и Юрьев день!), за водой пошел.
Хм пехота а поворотиська, сынку!
Филиппов развернулся совершенно другим человеком: не бравым, знающим себе цену дембель-сержантом, а обыкновенным испуганным мальчиком-подростком в потертой спортивной одежде и по роковой случайности нацепившим на себя войсковой разгрузочный жилет.
Его, нагло ухмыляясь, разглядывали два омоновца это по внешним признакам определяется безошибочно, причем без всяких нарукавных повязок. Один большой, усатый, в возрасте явно не русский, но и не кавказец. Судя по всему, изза своих габаритов не привыкший попусту тратить энергию зря, он стоял расслабленно, давая возможность, по случаю, отдохнуть всем мышцам. Второй гораздо моложе и рыжий, нервно-вертлявый, энергично-возбужденный и тоже со снайперской винтовкой в руках.
От надежного большого мира с автоматчиками и группой в роще всю компанию отгородили три огромных валуна. Как это обстоятельство бывалый разведчик не учел? Да, если бы не эти непростреливаемые камни, омоновцы так развязно перед ним не стояли.
Сколько там ваших? прямо, без обиняков, спросил молодой.
Двадцать. Юра не хотел лукавить, просто от неожиданности и страха то ли язык не смог выговорить «двенадцать», то ли запутался.
Слышь, Герасимыч, два-адцать, говорит, ехидно улыбаясь, сообщил жизнерадостный рыжий Герасимычу.
Ну, Сереженька, где двадцать, там и совершенно серьезно начал было усатый, но докончить свою мысль явно не захотел: жара, даже близость воды не помогает.
Да рукито опусти! Значь так вы все трое убиты, и там, Сереженька махнул рукой в сторону рощи, тоже. Так и передай командиру!
Ага, понял. Похвальная сговорчивость.
Разогнись, боец, лениво подбодрил снайпера явно страдающий от жары Герасимыч, будь мужчиной!
Иди!.. Винтовкуто подбери! поставил точку в беседе рыжий.
Зашипела ментовская носимая радиостанция:
«Геркон», что там?
Нормально все разведка, лаконично ответил Герасимыч.
Вертлявый за спиной сержанта еще было слышно заинтересовался у усатого:
Бурят, что ли, этотто?
Казах, наверное, Серега.
Да какой казах? Это же заграница.
Ну, да; значит, ногаец, из местных. Оба засмеялись.
Подходя к дороге, «ногаец» боковым зрением заметил отделившиеся от камней две фигуры автоматчики прикрытие хреново! Парень тут же преобразился в молодого, сильного, уверенного в себе мужчину и, даже не соизволив посмотреть в их сторону, процедил сквозь зубы:
Вы где шар-рахаетесь, с-сынки?
Здеся мы, «молодые» не возмутились, привыкли. Ну, что там, товарищ старший сержант, видно когонибудь?
«Здеся», проворчал сержант, но ответом удостоил: Не сцыте, салаги, нормально все. Теперь уже Филиппов лукавил: Проверил, вроде свои!
Ну, что там? не дожидаясь официального доклада подчиненного, так же спросил и командир.
Омоновцы. Филиппов продрался сквозь густые заросли, повесив винтовку на шею, отряхнулся. Двадцать человек.
Вас заметили?
Не-ет, откуда? Даже автоматчики головами утвердительно закивали они-то уж точно никого и ничего не видели, подлецы! Для убедительности Филиппов даже добавил: Вброд переправляются тута.
«Тута»? Повязки красные?
Ага, красные! По опыту зная, что отвечать на вопросы следует лаконично, коротко ответил парень, чтобы у командира не возникало лишних вопросов.
А что ж их не видно? недоверчиво прищурился ротный.
Да они, видать, скрутились жгутиками. На всякий случай оглядевшись по сторонам, сержант изобразил кулаками, как они скрутились. Как веревочки узенькие стали.
А ОМОН чей, откуда?
Ну, товарищ капитан, улыбнулся сержант, я же с ними не разговаривал!
Понятно. Ответ вроде веский. Все, выдвигаемся!
В роще, параллельно прибрежной полосе, тянется тропинка по ней разведчики и пошли. Местами тропу пересекает тихий, чистый и ленивый ручеек; вероятно, чуть повыше бьет изпод земли родник. Бойцы по пути выливают из фляжек противную теплую жидкость; закинув внутрь обеззараживающие таблетки, наполняют их вкусной свежей и холодной водой. Некоторые пьют и мимоходом черпают прямо ладонями. Воздух влажный, духота неимоверная.
Слышь, Филиппов, на ходу пристегивая фляжку к нижней лямке разгрузки, проговорил капитан, здесь же на прошлой неделе ручья не было?
Ага, не было! согласился сержант. Наверное, вода гдето пробилась, бывает.
Пробилась Ротный заметил чтото неправильное, а оттого настораживающее в поведении впереди идущих. Что это с ними, окончательно от жары опупели?! Головная группа повела себя странно: солдаты бестолково, совершенно не по правилам сбились на тропе в кучу, и старший машет обеими руками, зовет к себе не то командира, не то всех остальных. Всем прикрывать, Филиппов со мной!
Филиппову в третий раз за прошедшие сутки стало плохо: его вырвало прямо в ручей на тропе лежал труп!