Пропусками пользовались посыльные дивизии, водилы командиров полков и еще единичные военнослужащие.
Достать такой пропуск означало не зависеть ни от чего, ни от кого.
Увольнительная редко давала возможность оказаться в городе после отбоя, а пропуск…
– Ой ли, – покачал я головой. – Если бы все было так просто…
– Я вас хоть раз обманывал? Слово офицера. Давайте соглашение сделаем: я каждому достаю пропуска, а вы мне без споров будете клеить карты когда мне потребуется. Лады?
Предложение было более чем заманчивым, а слово лейтенанта
Ахеджамадова среди солдат части имело вес, и мы согласились.
Лейтенант слово свое держал. Через несколько дней мы все имели в кармане пропуска посыльных в самые дальние районы города, что давало нам право беспрепятственного передвижения по Коврову.
– Если офицер с погонами лейтенанта слово свое держит, – сказа я, крутя в руках закатанный в пластик кусок картона со своими данными и двумя печатями, – то может до генерала дойти. Такого человека не смогу не уважать.
– До генералов в большинстве доходят не честные и принципиальные, а те, кто прогнуть вовремя умеют и у кого дедушки в генералах ходили. Все как везде, – резонно заметил Роман.
– Вот если бы всех генералов на пенсии отправить, а новых из числа молодых набрать, – мечтательно произнес Доцейко.
– То через пару месяцев они стали бы такими же, как прошлые.
Власть, да еще такого уровня развращает. И вообще, хватит трепаться.
Слетай в чепок за "Дюшесом".
Увольнения в город я старался использовать для разговоров с близкими, с мамой и Катериной, уговаривая ее приехать ко мне повидаться, и однажды уговорил.
Катерина приехала не одна. Клим сопровождал мою подругу как верный телохранитель. Я был рад видеть друга, ни одну ночь с которым мы провели в ночных рейдах. Ребята привезли домашней еды, которую мы дружно поедали прямо в холле гостиницы.
– Выпить за присвоение очередного воинского звания "сержант" не предлагаю, – сказал Клим. – Ты же не пьешь, если еще с горя не начал, – и он хохотнул.
Я действительно не пил, выдерживая спор, заключенный в шестнадцать лет с родственником на Новый Год. Суть спора заключалась в том, что, встретившись через два года на очередной Новый Год, я смогу (или не смогу) сказать, что за все это время не выпил ни грамма спиртного. Спор был на мужское слово. Друзья-одноклассники старались меня спровоцировать, налить в стакан с "Байкалом" немного водки, но я был непреклонен. Став белой вороной, я продолжал держать принципиально свою позицию и в результате все поняли, что один трезвый в компании всегда хорошо. "Утром расскажешь, какие мы вчера были", – всегда шутил Балтика. Спор, выдержанный мной, был на два года, и уже несколько месяцев как закончился, но я без проблем продлил сам себе правило "Не пить" до конца службы. Во-первых, мне не хотелось, во-вторых, хотелось похвастаться родственнику, который уже стал режиссером театра, что я смог выдержать куда больший срок, чем изначально намеченный.
– Мне и печать "Отличника боевой и политической подготовки" в военный билет хлопнули, так что я теперь "Гвардии сержант, отличник боевой и политической", – похвастался я.
– За что и выпьем, – опрокинул в себя рюмку закадычный друг.
– Вы когда домой?
– Завтра утром, – ответил Клим, жуя куриную ножку.
– Я могу утром вернуться, меня искать не будут, – прижался я к
Катерине.
– На нас комнату не оформят, мы не женаты.
– Чего-нибудь придумаем, – подмигнул Клим.
Катерина отошла.
– А ты ее того? – показал глазами Клим на подругу.
– Чего того?
– Ну, это… у тебя с ней было? Или ты ее уломать хочешь?
Клим не знал о том, что у нас с Катей более близкие отношения, чем было принято в СССР. Это меня удивило.