– Ладно, еще поговорим, курсант.
– Без проблем, товарищ гвардии подполковник, когда Вам удобно, – живо ответил я, совсем не обращая внимания на огромные глаза сержанта и качающийся около бедра здоровый кулак.
Подполковник глубоко вздохнул, шумно выдохнул, буркнув что-то себе под нос, и вышел из уже осевшей от частично вынутых крепежей палатки.
– Ты совсем оборзел, дух? – тут же подскочил ко мне сержант.
– А что такого?
– Он же ПОДПОЛКОВНИК!!! Командир полка!!! А ты…
– А если подполковник, то с ним говорить нельзя?
– Ты дурак или не понимаешь??? У него две звезды на двух просветах!!! Он командир полка!!! А ты кто? Дух-первогодка. Даже я с ним разговаривать себе не позволяю…
– И что теперь? Товарищ сержант, я из Питера!! У нас в городе пять училищ, где пушки в петлицах носят. И артиллерийская академия в паре остановок от моего дома. Мне, что полковник, что майор, что генерал – их там пруд пруди. Ну, еще один. И что?
– Ты действительно ничего не понимаешь? – удивился сержант, всем своим видом показывая, что перед командиром полка надо, как минимум не открывать рта, а как максимум, преклоняться. И я, действительно, его, парня из деревни, не понял. Мы были из разным миров, хотя жили в одной стране.
Разбирать палатки мы так и не закончили. Армейский закон, давно сформулированный прапорщиками, что работаем от забора и до обеда, исполнялся и в нашей дивизии. За полчаса до обеда нам приказали оставить разбор палаточного городка, построили и отправили восвояси.
– Отделение, – гордый командир взвода сиял как начищенная духом пряжка армейского ремня. – Вам, трудившимся сегодня в поте лица, командир полка объявил благодарность!!
– Служим Советскому Союзу! – был нестройный ответ.
Мы не делали ничего особенного, но первая благодарность была получена. Сержант очень радовался и загибал пальцы, вспоминая все благодарности, которые успел получить за полтора года службы. Я никак не мог разделить его радости, подкалывая Володю вопросами, типа: "Куда мы теперь эту благодарность приколем?", "А нам напишут благодарность в виде почетной грамоты, чтобы мы повесили в тумбочку?", "А на увольнение в город поменять нельзя? Ну, хотя бы на компот?". Володя хихикал, вторя мне, но, что дальше делать с этой благодарностью тоже не знал.
Через несколько дней нас повели на "отстрел" – обязательную стрельбу трех боевых патронов. Кто придумал это правило, не прописанное в уставе, я не знаю, но такое действие в обязательном порядке проходили все военнослужащие перед принятием присяги. Даже доблестных строителей приводили на стрельбище, выдавая им, уже лежащим на земле, автомат Калашникова в руки, временно забрав ежедневные орудия труда. Каждый боец лопаты и бетономешалки обязан был нажать на курок, после чего автомат тут же отбирался и больше уже никогда не давался представителям этого страшного рода войск. В армии про стройбатовцев ходил анекдот о хвастовстве американских и советских военных атташе:
"- Наши войска самые крутые. У нас есть рейнджеры… – говорил американец.
– А у нас десантные войска.
– Зато у нас есть морская пехота.
– А у нас стройбат.
– Это еще что такое?
– Звери. Им даже оружие не выдают."
Нам оружие обещали не только выдать, но и убеждали, что стрелять из АК, как сокращенно называли автомат Калашникова, мы будем и в дальнейшем. Несмотря на это на стрельбище мы шли ровным строем батареи практически без оружия. Только у некоторых, включая меня, на плече был автомат, специально отобранный старшиной для стрельб.
– Кинь мне автомат, – обратился ко мне сержант, когда мы пришли на стрельбище.