А откуда "братья меньшие"? – перевел я сразу разговор, зная, что следующей фразой будет: "Найди мне папироску".
– Из Конго.
– А те? – показал я пальцем на группу, катающуюся в "поезде".
– Из Заира, а может из Анголы, хрен их поймешь. Как стреляют-то?
– Активно. Все в сторону мишеней… что уже радует.
Патронов после стрельбы осталось не много. Я лег на палатку и отстрелял все до последнего.
– Где патроны, Ханин? – спросил у меня Гераничев, когда я, неся плащ-палатку и винтовку, подошел к месту сбора.
– В поле.
– То есть?
– Отстрелял все.
– Зачем?
– Чтобы карман не тянули. Идти, товарищ лейтенант, тяжело было.
– Их сдать надо…
– Да как их теперь сдашь-то?
– В следующий раз вернете мне. Понятно? – переходя с "ты" на
"вы", потребовал офицер.
– С удовольствием.
– Отвечать надо: "Так точно". Вас, что Ханин не учили?
– Учили, товарищ лейтенант, учили. Год учили, а потом позвонили, и вот я тут.
– Вы мне ваньку-то не валяйте.
– Какого ваньку? – оглянулся я с глупым выражением лица.
– Того! – лейтенант сделал шаг и оказался лицом к лицу ко мне. Он был на голову выше меня, и мне пришлось задрать голову вверх, чтобы увидеть выражение его лица. – Охамел?!
– Так точно! – громко крикнул я в лицо взводного с придурковатым выражением лица.
– Что "так точно"?
– Вы же сказал, что надо ответить "так точно"!
– Ты тупой или где?
Отвечать на такой вопрос было бессмысленно, тем более что по выражению лица лейтенанта было видно, что палку я перегнул.
– Товарищ лейтенант, а мы когда обедать будем? – с ангельским выражением лица спросил я, "забыв" про заданный вопрос.
Гераничев взглянул на часы и отдал команду:
– Все в машину. Грузить быстро, а то на обед опоздаем.
Через полчаса мы приехали в часть.
– Ты зря так со взводным, – подошел ко мне Абдусаматов, который был наводчиком-оператором моего взвода. Хаким – низкорослый узбек из
Ташкента, солдат одного со мной призыва, обучался в третьей роте ковровской учебки и все время после окончания служил наводчиком-оператором в одной и той же роте. – Он же настучит.
– Куда он настучит? Кому?
– Ротному, комбату. Он на всех стучит.
– Он по должности не стучит, а докладывает.
– Ты сержант глупый, хоть и из Ленинграда. Вот ротный вызовет, тогда узнаешь, что он делает.
На следующий день рота опять заступала в наряд.
– Тут чего больше? Нарядов или уборки территории? – спросил я у
Тарамана.
– И того, и другого. Тебя Гераничев в караул забрал.
– Он меня, видимо, полюбил, как родного. Не женат, что ли?
– Женат. Ребенок имеется.
– Черт с ним.
– С ребенком?
– При чем тут ребенок? С Гераничевым. Кем ставит-то? Разводящим?
– Нет, помначкара… он же разводящий первого поста.
– Вот не было печали…
– А какая тебе разница помначкара или разводящим? Один хрен.
– Не скажи. Вот убьют начкара. А мне караул принимать придется.
– Да иди ты, – Стефанов выглядел озадаченным моей фразой. – Тут не стреляют. Хотя был случай.
– Какой?
– В прошлом году. Уволился один дембель. Уехал домой. А потом вернулся через месяц, на КПП кто-то из знакомых был. Его пустили в часть. Он подошел к часовому, который на дорожке в сторону "курсов" стоял. Они знакомые были. Ну, он часового ножом… и автомат забрал.
Продать хотел.
– Поймали?
– Поймали, но часовому-то с этого не легче.
– Ладно, пусть Гераничев в караулке сидит, нефига ему по дорожке по ночам шляться… да и автомат ему не дают. А то пальнет по кому с дуру…
– Ты болен? – участливо спросил Тараман. – Может, тебе лучше в наряд по роте?
– Шучу, я. Шучу.
– Караул строиться, – громкий голос лейтенанта чуть не срывался на крик. – "Строиться!"- была команда.
Солдаты, поправляя автоматы, штык-ножи и магазины в подсумках, выстраивались в три шеренги перед казармой.
– Товарищи солдаты. Нам Родина доверила охранять ее просторы.