Приходи, за жизнь поговорим.
Я не имел ничего против того, чтобы поговорить за жизнь и даже немного пожалел, что не остался в свое время в медчасти, но не так часто пересекаются в армейской жизни заместитель командира взвода мотострелковой части и фельдшер-чернопогонник, даже если оба евреи.
– К нам пополнение едет, только это по секрету, – сказал мне
Макс, когда мы сидели с ним с солдатской столовой и наворачивали дополнительную порцию хлеба с маслом.
– Какое может быть пополнение в учебке? Полк укомплектован.
– Они не совсем к нам. В Москве ЧП произошло. Какой-то грузин-москвич, взял УАЗик своего шефа и поехал на гулянку. Не то перетрахался, не то перепил, но совершил аварию с бабами в машине, и командир московского военного округа приказал всех москвичей отправить служить за триста километров от города. А мы как раз триста пять.
– Так там, небось, не пара десятков…
– Вот они и будут кататься по частям, пока их не примут.
– А пересылка?
– Ну, я не знаю, – развел руками Манукевич.- За что купил, за то и продаю.
– А это мысль, – сказал я сам себе. – Можно свалить из учебки. Из
"линейки", говорят, раньше домой отпускают.
– Всюду одинаково отпускают. А я себе уже нулевую хэбэшку заначил.
– Зачем тебе хэбэшка? Лучше "парадку" найти приличную.
– В хэбэшке, в пилоточке, с вещмешком – самый шик. Как с войны.
– Колун ты, Макс, – захохотал я. – Подмосковный писарь с войны вернулся. "За нами Москва, враг не прошел. Мы все бумажки написали ровно".
– Кончай прикалываться. Это будет супер.
– Скорее бы этот супер…
В казарме был бедлам. Москвичи, отслужившие и полгода, и год, и почти полтора гуляли по казарме, сидели в курилке, общались с сержантами, которые еще полгода-год тому назад были такими же курсантами. Многие приехавшие прошли эту же, ковровскую учебку некоторое время тому назад.
– Ха, Серега! – увидел я сержанта-москвича, с которым мы были курсантами одного учебного взвода.
– Санек, привет. Хук справа или слева? – предложил присевший в стойку однополчанин, имевший на груди значок кандидата в мастера спорта.
– Маваси-гири в голову, – ответил я, и мы, ударив кулак в кулак, обнялись. – К нам?
– Да куда пошлют. Сказано к вам, у кого не получится – поедут в
Гороховец и так далее. А у вас ничего, нормально. Я бы остался.
– А я бы уехал. Ты где служил?
– Курсы "Выстрел". Полк обеспечения учебного процесса. Шестьдесят километров от Москвы.
– А давай махнемся?
– Как это "махнемся"?
– Ты сюда, а я на курсы.
– А кто же разрешит?
– Вас с курсов много?
– Человек восемь или десять… Но сержантов только четыре.
– Тогда я пойду, выясню. Ты пока у меня во взводе располагайся.
Лады?
– А твои духи меня обижать не будут? – пошутил боксер. – Я буду тут.
Я пошел говорить с сержантами нашей и соседних рот. Последнее время мы обсуждали вопрос о сроках увольнения в запас, хотя служить нам оставалось больше, чем полгода каждому. Полгода могли растянуться и на долгих девять месяцев, поэтому обсуждались все варианты сокращения уже давно надоевшей армейской службы.
Предложения о сокращении срока путем членовредительства большинство отметало, как ненужные.
– Зря ты не слушаешь, – гоношился Андрейчик. – Королев из седьмой роты вырезал себе гланды через неделю после приказа и был уволен в запас. А Виноградов из "спецов" сделал себе насечки на глаза. И зрение исправил и домой первым уехал. Никаких тебе дембельских аккордов. Больного никто не трогает.
Мы пожимали плечами. Лезть под скальпель хотелось далеко не каждому, но о возможности уволиться раньше через "линейную" часть шансов почти не было. И тут он появился. Да еще какой шанс.