Он стоял в конце дубовой аллеи длиной в две мили такой белый, что эта белизна казалась криком в темноте, полный величавого достоинства, даже великолепия, превосходившего самый смелый полет воображения.
– Фэроукс! – сказал Вэстли голосом человека, произносящего заклинание или молитву. Гай, почувствовав это, обернулся и взглянул на Вэса. И в первый раз в жизни он увидел слезы на глазах отца, слезы, которых Вэс и не думал стыдиться.
Кэсс встряхнул вожжами, и задние ноги мулов напряглись. Фургон тронулся, повернув на аллею, под сень гигантских дубов. Здесь было прохладно, дул легкий шелестящий ветерок, вздымая пыль.
Все молчали, глядя, как Фэроукс становится ближе и ближе, а дорические колонны фасада все толще и толще, вздымаясь в то же время все выше и выше, и вот уже начинало казаться, что их вершины и крыша галереи, которую они поддерживали, вонзаются в небо. Веерообразные окна над дверьми и над маленьким железным балкончиком высоко под крышей ловили солнечные лучи и отражали золотым потоком на их лица. Розы, шток-розы, гиацинты и астры росли вокруг пруда, а клумбы анютиных глазок тянулись вдоль дорожек из камня-плитняка через весь красиво подстриженный газон, наполняя воздух своим ароматом.
Гай увидел два белых флигеля, примыкающие к особняку, меньше его по размеру, но сохраняющие все его величие и изящество. Он повернулся к отцу, в его темных глазах можно было прочесть немой вопрос.
– Нет, – грустно сказал Вэс, – даже не они, сынок…
Но вот как из-под земли высыпала ватага оборванных негритят. Они выскочили изо всех дверей дома, из сада, лохмотья весело развевались у них за спиной, и они кричали:
– Гости приехали! Гости приехали!
Как бы в ответ на этот гвалт на балконе появилась крошечная фигурка. Девочка была одета во все белое, кроме розовых лент, украшающих ее золотые волосы. Гай застыл, уставясь на нее, а когда она замахала носовым платком, подобным белой вспышке, он не нашел в себе сил на то, чтобы поднять руку для приветствия.
Потом, зажатый между матерью и отцом на сиденье фургона, он почувствовал, как мышцы на бедре Вэса напряглись, став твердыми как сталь. Он взглянул на отца. Вэс теперь тоже смотрел вверх, желваки на его лице явственно подергивались. Гай проследил за его взглядом и увидел как бы глазами отца лицо женщины, чувствуя то же вожделение и тоску, которые, наверно, испытывал Вэс, то же благоговение, боль и изумление…
Она перегнулась через маленькую Джо Энн, взяв ее за руку, чтобы ввести назад в дом. Но именно в этот момент ее взгляд встретился со взглядом Вэса, встретился и тотчас же разминулся, так что Гай почти увидел вспышку молнии, проскочившей между ними, хотя нет: молния – это зигзаг, исчезающий мгновенно, тогда как прямые как стрела линии напряжения между мужчиной и женщиной все висели и висели в воздухе, пока существовали время, мир и человеческое сознание, то ли колеблясь на краю катастрофы, то ли накапливая силы для атаки на самое небо.
– Вэс, – укоризненно хныкнула Чэрити.
Он не ответил ей. Он был вне досягаемости любого звука, менее громкого, чем удар грома, или прикосновения, менее властного, чем касание смерти, одетой в черный саван.
Женщина горделиво выпрямилась. Гай увидел, что ее волосы краснее заходящего солнца, и он знал наверняка, даже не будучи в состоянии издалека рассмотреть их, что глаза ее цвета ярко-зеленых изумрудов. Она подняла руку и сделала указующий жест.