Я бы взялся и за гораздо худшую работу, чем гонять твоих негров, лишь бы выбраться из этой забытой Богом дыры…
Джеральд внимательно взглянул на него:
– То, что ты сюда перебрался, меня не удивляет. Место достаточно уединенное, а кроме того, никому из тех, кто знает Фолксов, и в голову не придет искать тебя здесь. Но что я не могу понять, так это…
– Знаю, знаю. Видишь ли, Джерри, человек иначе смотрит на вещи, если он упал духом, одинок и пьян…
– А кроме того, осмелюсь добавить, – продолжал Джерри сухо, – когда он знакомится со странным обычаем обитателей холмов защищать неприкосновенность дома и оскорбленную женскую добродетель с помощью двустволки…
– Ружье было с одним стволом, – усмехнулся Вэс. – Но этого более чем достаточно, Джерри. Особенно когда его на тебя наставит бородатый старый дурак, который набрался и так взбешен, что его палец на спусковом крючке дрожит. Кроме того, я тогда был вдали от цивилизации целую вечность, и мне казалось, что Чэрити совсем недурна, даже при дневном свете. Но теперь…
– Что теперь? – эхом отозвался Джеральд дурачась.
– Я бы сказал ему: «Стреляй – и будь ты проклят!» – ответил Вэс. – И все же я кое-что выиграл благодаря всей этой истории.
– Что же, позволь тебя спросить?
– Мальчишку. Ты ведь и сам сказал, что он настоящий Фолкс. Вряд ли у меня вышел бы лучший даже с самой что ни на есть леди…
– Тебя послушать, – улыбнулся Джеральд, – можно подумать, что это твой единственный ребенок.
– Так и получается, – сказал Вэс раздраженно, – у двух старших щенков нет ничего от Фолксов, Джерри, ни единой капли. Настоящая горная шваль: слабосильные, с костлявыми коленями, соломой вместо волос, тупые до идиотизма. Если бы я не знал наверняка, что они мои, я мог бы поклясться, что ничего общего с ними не имею. Но они мои, поэтому каждый раз, как я гляжу на Тома и Мэтти, я готов расплакаться. Застрелить бы их, да пороху и пуль жалко!..
Ландшафт теперь стал более плоским, а сосны росли гуще. Они ехали в молчании – никто не решался нарушить раздумья Вэса. Негр, который правил лошадьми, ни разу за всю дорогу не раскрыл рта: из них всех только Вэс, охваченный молчаливой яростью, понимал почему. Он совершенно точно знал, о чем думал чернокожий: Вэс весь дрожал внутри, поскольку возница ни словом, ни жестом не давал ему повода выместить на нем злобу. Но вот теперь, когда начало темнеть, негр принялся мурлыкать какую-то песенку. Вэс дал исполнить ее дважды, а затем совершенно спокойно вытащил кнут. Негр посмотрел на него и вздрогнул.
– Ну-ка спой! – приказал Вэс. – Ты, проклятый черный ублюдок, пой вслух!
– Масса Вэс, – начал было негр, но Вэс напал на него с быстротой пантеры. Кнутовище угодило негру в лицо, и, хотя он был грузен, удар выбросил его из фургона в дорожную пыль.
Вэс спрыгнул вниз. В его глазах плясали огоньки холодной ярости.
– Спой это! – прошипел он. – Ты меня слышал? Пой!
Странно высоким для такого крупного человека, дрожащим голосом негр начал:
– Пусть я лучше буду тварью черной, и людьми, и Господом забытой… О Боже, масса Вэс, можно мне не петь?
– Тебе придется петь, Кэсс, продолжай.
– Чем проклятой…
– Продолжай, Кэсс.
– …белой швалью горной с красной шеей, тощей и немытой. – Кэсс кончил петь и стоял, покорно ожидая своей участи.
На губах Вэса Фолкса появилась улыбка.
– Хорошо, Кэсс, – сказал он тихо. – Забирайся назад в фургон. Если б я был горной швалью, я бы шкуру с тебя спустил, чего ты, наверно, и ждешь. Но я не белая шваль, и ты понимаешь это. Залезай обратно и правь. И все с этим. Ведь ты теперь знаешь, что со мной шутки плохи. Ты здесь достаточно давно, чтобы понять, что такое человек из рода Фолксов.
Кэсс вскарабкался назад на свое место.