Подозрительность Гитлера, скорее инстинктивная, чем осознанная, росла день ото дня и в
конце концов стала настоящей манией. Все чаще поддавался он приступам отчаяния, применял заведомо несправедливые меры в отношении людей, ничем
не заслуживших опалы. Думаю, что в минуты просветления он и сам сильно страдал, переживая содеянное.
Второй результат покушения столь же негативен: впредь становилась невозможной любая договоренность о мире, не предусматривающая полную
ликвидацию рейха. Совершенно естественно, и без того жесткая позиция противников стала непреклонной, поскольку теперь они делали ставку и на
распри, которые раскалывали и ослабляли Германию. Кроме того, не стоит забывать, что союзники отказывались от каких бы то ни было компромиссов с
Германией национал-социалистической и гитлеровской, а значит, и с вероятными преемниками фюрера. При таких обстоятельствах у германского
руководства просто не оставалось путей к сколь-нибудь почетному перемирию. Любые усилия в этом направлении союзники с пренебрежением отвергали.
Такое отношение лишь еще более распаляло Гитлера, усиливало его решимость бороться до конца.
НЕ СКЛОНЯТЬ ГОЛОВЫ По мере ухудшения военной ситуации область моей деятельности расширялась. После ряда встреч с начальником штаба
Верховного Главнокомандования я наконец добился увеличения своих “частей специального назначения”. Единственный батальон, которым я располагал
до сих пор, получил пополнение - бригаду из шести батальонов, большую часть которых составляли 1800 добровольцев дивизии “Бранденбург”,
переданной под мое командование. С другой стороны, фюрер отдал в мое ведение второй отдел армейской разведки (“Саботаж и деморализация
противника”).
В течение нескольких недель во Фридентале работали как одержимые: реорганизация, обучение пополнения, подготовка новых операций. Окруженная
со всех сторон, Германия все более походила на огромную крепость; причем нам надлежало не только оборонять крепостные стены, но и разрушать пути
продвижения противника, препятствовать его подготовительным маневрам, не забывая при этом предотвращать возможные крупные акции саботажа в своем
тылу. Я должен был найти способ силами своих подразделений решить эту тройную задачу. Оглядываясь в прошлое, сегодня могу смело утверждать, что
мы отменно провели баталии на “тайном фронте”.
К концу лета 1944 года отряд моих “боевых пловцов”, то есть подводников-диверсантов, совместно с коллегами из военно-морского ведомства
совершили настоящий подвиг, которым по праву можно гордиться. Британские войска под командованием маршала Монтгомери собирались переправиться
через Вааль, главный рукав в дельте Рейна, и создать у Нимегю плацдарм, непосредственно угрожавший нашему фронту. К несчастью, им удалось быстро
восстановить мало пострадавший мост через реку, по которому их основные силы без трудностей подтягивались к передовой. Англичане быстро
развернули мощную зенитную артиллерию, и атаки наших истребителей-бомбардировщиков оказались бесплодными.
Подробно ознакомившись с ситуацией, я обсудил с рядом экспертов возможность использования подводников в борьбе против этого проклятого
плацдарма. Уничтожение достаточно большой части моста было бы заметным успехом, ибо на некоторое время ослабило бы давление на наши войска в
этом секторе. Я знал, что специалисты флота, предвидя возникновение потребности в оружии такого рода, уже создали “мины-торпеды”. Эти устройства
по форме представляли собой как бы разрезанную вдоль торпеду, к которой в форме второй половины крепился резервуар для воздуха.