Однако черные и
яростные глаза все еще принадлежали великому диктатору. Мне казалось, что их взгляд буквально буравил меня все то время, что он скороговоркой
пересказывал мне детали своего заточения.
Я весьма рад был сообщить ему приятную новость:
- Мы ни на минуту не забывали о вашей семье, дуче. Губернатор Бадольо поместил вашу супругу и обоих детей в ваше имение Рокка-делла-
Крамината. Вот уже несколько недель, как мы поддерживаем связь с донной Ракеле. И мало того, в тот самый момент, когда мы высадились здесь,
другой отряд из людей моего подразделения начал операцию по освобождению вашей семьи. Я уверен, что к этому часу она уже завершена.
Расчувствовавшись, дуче сжимает мою руку.
- Что ж, все идет прекрасно. Я благодарю вас от всего сердца.
Мы выходим из отеля. "Аист” уже готов к отлету. Я с большим трудом пролезаю в узкую щель за вторым сиденьем, которое занял дуче. Перед тем
как забраться в самолет, он выказал некоторые колебания: будучи сам опытным летчиком, он, безусловно, отдавал себе отчет, какой опасности мы
намерены себя подвергнуть. Несколько смущенный, я пробормотал что-то вроде:
"Фюрер приказал, он был категоричен...” Затем гул мотора избавил меня от поиска других извинений. Вцепившись в две стальные трубы, которые
образовывали каркас самолета, я пытаюсь привести нашу “птичку” в некоторое равновесие, чтобы хоть немного ее облегчить. По знаку пилота солдаты,
которые держали самолет за крылья и хвост, разом отпускают руки - и тут же нас бросает вперед. Мы мчимся все быстрее и быстрее к концу “взлетной
полосы”, но все еще остаемся притянутыми, будто магнитом, к земле. Я изо всех сил стараюсь сохранить равновесие. Машину трясет на камнях,
которые мы не отбросили. Затем я вижу через переднее стекло глубокую рытвину, которая раздвигается прямо перед нами. У меня еще остается время
подумать:
"Господи! Если мы рухнем туда...” - и тут “аист” отрывается от земли, всего на несколько сантиметров, но и этого, кажется, достаточно.
Левое колесо шасси еще раз резко напарывается на что-то, самолет легонько ныряет носом, и вот мы уже у самого края плато. Самолет заносит влево
- и он проваливается в пустоту. Я закрываю глаза - у меня уже нет сил даже бояться - и, сдерживая дыхание, ожидаю страшного грохота и
неминуемого удара...
Свист воздуха вокруг крыльев становится резче и превращается в настоящий рев. К тому моменту, когда я вновь открываю глаза, - а все это не
могло длиться больше нескольких секунд, - Герлах выводит самолет и медленно уравнивает его в горизонтальном положении. Теперь мы двигаемся с
достаточной скоростью, даже для этой разряженной атмосферы. Едва ли в тридцати метрах над поверхностью равнины “аист” переходит на бреющий полет
и достигает порога, за которым начинается низина Аррецано. На этот раз мы и в самом деле прошли.
Мы все трое - краше в гроб кладут, но никому и в голову не приходит завести речь о только что пережитых ужасных мгновениях. С некоторой
фамильярностью, позабыв о субординации, я кладу руку на плечо дуче, который теперь-то уж точно спасен. Муссолини уже оправился, вновь обрел дар
речи и ударился в воспоминания, связанные с местами, над которыми мы летели, быть может, не выше пятисот метров - предосторожность против
возможных самолетов союзников. Дуче бегло говорит по-немецки, почти без ошибок - факт, который в нервном напряжении первых минут я даже не
заметил.