Первый раз это случилось, когда Джон Креве выступил на стороне Анны Болейн, обвиненной в государственной измене и взошедшей на эшафот. Генрих Восьмой в гневе вверг графа Барнстейпла в опалу, секвестровал его имущество, а его самого заточил в Тауэр. Джон умер в тюрьме, и это смягчило свирепого короля. Он вернул Саймону, сыну Джона, половину прежних владений рода и признал его права на титул. Но запретил являться ко двору!
И вторично опала постигла Креве оф Барнстейплов в 1601 году, когда сын Саймона, Эдвард Джон, ввязался в странный заговор Оливера Краббеджа — заговор, имеющий целью отстранить сына Марии Стюарт, объявленного наследником английского престола, от наследования. Королева Елизавета умирала бездетной и не имеющей достаточно близких родственников, которые бы не были ее политическими противниками и к тому же, по данным разведки, не состояли на жалованье у противника № 1 — то есть у испанской короны. Вот и пришлось завещать трон сыну ярой своей противницы, матери которого она же, Елизавета, и приказала отсечь голову.
Заговор сэра Оливера Краббеджа — одного из руководителей секретной службы при ее первом шефе, Фрэнсисе Уолсингеме, — был последней попыткой понудить королеву изменить порядок престолонаследия так, чтобы отлучить Якова Пятого, короля Шотландии, от английского престола. Сделать это можно было, разве что введя порядок избрания короля! Крамола!
И самый мягкий приговор по этому делу был — пожизненное заключение с лишением всех чинов, наград и имуществ. Это и постигло Саймона, в заговоре не участвовавшего, но знавшего о нем и сочувствовавшего ему, и Эдварда Джона. Саймон в заключении умер, а Эдвард Джон был в 1621 году выпущен и сослан в Новый Свет, к пуританам.
Приехал он в колонию Массачусетс нищим, старым, больным и без профессии, нужной в новооснованной колонии. Мог бы и сгинуть бесследно — да в Тауэре он изучал Священное Писание, и стал в Массачусетсе проповедником. Не то что там их не хватало, нет. Но у Эдварда Джона скопилось в душе столько гармонирующего с настроением Ветхого Завета негодующего сарказма и при этом столько новозаветного скорбного смирения, что эта смесь вообще-то несмешиваемых составляющих обеспечила ему скромный доход, стойкий круг поклонников и даже позднюю любовь.
6. Два тусклых века
В Новом Свете жизнь семьи Креве (права на титул были утрачены, да в Массачусетсе и не принято было кичиться многосложными дворянскими именами) шла, как и у других колонистов пуританских колоний: близость к природе, медленный рост благосостояния, огрубение рук и нравов… Они пахали землю, выращивали овощи и зерно (но все-таки больше овощи), держали молочный скот и разводили птицу, рыбачили… Мясного скота не держали и не охотились: кровь старались проливать пореже и поменьше. Ураган или ливень значили в их жизни куда больше, чем политические новости. Война стояла вровень со смерчем: и то и другое могло разрушить жилище, сгубить урожай и даже унести жизнь — а могло и пройти стороной.
Индейцы налетали, жгли и убивали. Колонисты на индейцев налетали, жгли и убивали. И невозможно было разобраться, кто начал первый и кто виноват. Конечно, индейцы жили тут издавна или даже всегда от начала времен, а колонисты только-только явились. Но им ведь тоже надо было жить.