Смеркалось. Мы сидели на веранде хлипкого щитового домика командира базы. Ангольские часовые по такому поводу были отодвинуты подальше, а рядом стоял верный Хамусум с тяжелым ППШ наперевес.
Хотя война и закончилась, унитовские диверсанты вполне могут напасть, пояснил Колосков. Рядом со своей тарелкой он положил «эфку», с которой, похоже, никогда не расставался. Хотя официально тут давно нет войны лет десять А может, и никогда не было! А кто стреляет, почему потери никто не знает. Наливай!
На белой скатерти «Столичная» в запотевших бутылках, причем одна уже опустошена наполовину; крупно нарезанная, истекающая жиром, ароматно пахнущая копченая селедка, аппетитные кольца лука, духовитый черный хлеб, котелок с вареными бататами почти как наша картошка, только более водянистая Для русского человека в Африке шикарный стол!
Только никто из наших «асессоров» к редкостному ужину не присоединился, хотя Колосков честно приглашал сам слышал. Уже знакомый мне особист Индимов, сглотнув слюну, сказал, что разболелся желудок, зам по служебно-боевой подготовке Огурцов сослался на усталость дескать, двое суток без сна, зам по строю Витунов, оказывается, проводит контрольную проверку постов
Ну, и хер с ними, нам больше достанется! сказал Колосков, но мне показалось, что он раздосадован. И, как бы успокаивая себя, бросил в пространство:
Офицеры, а гранаты боятся!
Меня вначале тоже напрягала лежащая на столе «эфка», но когда первая литровка пошла к концу, я расслабился. Ну, граната, ну, лежит и что тут такого?
А из-за чего вообще вся каша заварилась? спрашиваю я, ощущая, как с каждым стаканом укрепляются узы, связывающие меня с полковником Колосковым.
Тот усмехается.
Вначале боролись за независимость против португальских колонизаторов, потом между собой за свободу. Народное движение МПЛА, фронт ФНЛА, союз УНИТА Все за освобождение Анголы! Мы и кубинцы МПЛА поддерживали, ЮАР и Заир УНИТА
Чего же они свободу-то поделить не могли?
Колосков смеется.
Да какую свободу? Тут нефть, алмазы, уран, молибден! Кофе, красное и черное дерево, богатые рыбные запасы А у этих обезьян средний срок жизни сорок пять лет! Вот и прикинь хер к носу, кто и за что воевал Наливай!
Чем больше мы пили, тем больше мрачнел начальник базы. Потом он зашел в дом, а когда вернулся, в руках у него была обшарпанная гитара. Если бы он вынес автомат или гранатомет это было бы более естественно. Но гитара в руках изрядно опьяневшего медведя Опьяневшего и впавшего в черную меланхолию Медведь резко ударил по струнам.
Этот город в далекой саванне мираж:
Показался и снова в горячем тумане растаял.
Этот город в далекой саванне не наш,
Но прикажут и он будет нашим, во что бы ни стало
Пел полковник неважно, скорее, не пел, а рычал, правда, от души и с чувством. Если бы не лопнули струны, концерт мог затянуться надолго. Но гитара вышла из строя, и он стал жонглировать гранатой: одной рукой подбрасывал, а другой ловил. Подбрасывал и ловил. Хамусум незаметно исчез. Граната взлетала вверх и падала, взлетала и падала.
Я уже знал, чем все это кончится, и прикидывал: успею ли я перепрыгнуть через перила, отбежать и упасть на землю. Вон за тот бугорок.
Ты знаешь, ученый, кто напротив тебя сидит? С кем ты пьешь водку?
Так точно! молодцевато отрапортовал я. Как бы ни чудил начальник базы, сейчас ссориться с ним не стоило. Я пью с полковником Колосковым!
А вот и нет! Он перестал жонглировать и принялся пристально рассматривать фанату. Как будто никогда ее не видел.
А это что? Свободной рукой он обвел пространство вокруг, захватив и настороженно выглядывающего из-за угла Хамусума, и виднеющиеся в сумерках казармы, и невидимый плац.
Это российская база. Учебный центр.
Опять нет! Полковник навалился грудью на стол. Нет здесь никакого Колоскова, и никакой базы. Союз уже давно заявил, что в Анголе не осталось ни одного российского военного советника, ни одного специалиста. Так что напротив тебя пустое место. И вокруг ничего нет. Ты сидишь в саванне и пьешь один!
Нет, качаю я головой. Мы пьем вместе
С призраком.
Он стукнул гранатой по дощатой столешнице. Одна бутылка упала, оказалось, что она уже пуста.
Если хочешь знать, наши дуболомы в Союзе признают только пять лет войны: с семьдесят четвертого по семьдесят девятый. Вон, подполковник Огурцов, зам мой, был в отпуске, зашел в военкомат узнать про надбавки к пенсии, а на него смотрят бараньими глазами: «Какие боевые действия? Да что вы такое говорите, вас там вообще быть не могло!» Вот так, Абраша!
Вообще-то меня зовут Виталий
Глаза полковника налились кровью, он сосредоточенно сводил усики чеки.
Виталий, говоришь А как ты думаешь, что будет, если я сейчас выну кольцо? Выну и разожму руку? Ты быстро бегаешь?
Копченая селедка, плавающая в водке в моем желудке, стала проситься на волю. И черт меня дернул принять это приглашение на ужин!
Бегаю. Но двести метров за четыре секунды не пробегу
Колосков на миг протрезвел.
Откуда знаешь ТТХ,[7] метеоролог? Время горения запала, радиус разлета осколков Откуда?!
На военной кафедре учил.
Он с силой провел ладонью по лицу и отложил гранату.