Я не ощущал себя пьяным, только с каждым кругом становился веселее, а голова, по-прежнему, оставалась ясной. Кружилась, конечно, но, скорее, от потерянной крови. Да ещё от взглядов, что бросала на меня от печки Мавка.
Она сидела там на каком-то чурбачке, не подходя к столу и не вмешиваясь в наши разговоры, и только изредка взглядывала в мою сторону искоса. И от каждого такого взгляда меня бросало то в жар, то в холод. Как стрелой пробивало. Насквозь. Я бы с удовольствием бросил это застолье и убежал вместе с ней куда-нибудь подальше от любопытных глаз. Я даже, поймав раз её взгляд, дёрнулся было встать, но Гхажш небрежно обнял меня за плечи и легко придавил обратно на место, а сама Мавка еле заметно отрицательно покачала головой.
Так и прошёл весь остаток дня: в бесполезном поглощении пищи, шагху и выслушивании пьяных восхвалений моих несуществующих доблестей. Лишь, когда Тулагх с сыновьями ушёл, я почувствовал облегчение. Вот тут-то и проявилось коварство легко пьющегося, приятного на вкус болотного шагху. Голова только казалась ясной, но при первой же попытке встать она предала меня. Глаза и мысли разбежались в разные стороны, всё вокруг закружилось, затуманилось, и я понял, что двигаться самостоятельно я не могу, и что во мне осталось только одно желание. Спать.
И я уснул. Мне снилось, что на моей горячей груди, на сердце, лежит прохладная и узкая девичья ладонь.
Проснулся я с восходом. На лежанке, и завёрнутым в буургха. Сапоги стояли под лежанкой. Голова, что удивительно, не болела, но была пустой и звонкой. Рядом никого не было.
– Не оглядывайся, – сказал, выйдя из-за печи, мокрый по пояс Гхажш. – Её нет.
– Я её ещё увижу? – может, это покажется Вам глупым, но для меня это было важным.
– Увидишь, – кивнул Гхажш, растирая мокрое тело какой-то тряпкой. – Но не сегодня, по крайней мере, не днём. Сейчас позавтракаем и пойдём в мастерские огхров. И ещё кое с кем надо сегодня увидеться.
– А обязательно сегодня? – не хотелось мне никуда идти.
– А ты здесь всю жизнь собрался провести? – вопросом ответил он. – Мы в походе. Ты не забыл? Снаряжение поправим, продуктами запасёмся и снова – в путь. Нам до Лугхбуурза ещё немало земли перемерить. Так что умывайся и собирайся.
Уныло я поплёлся за печь, так же, как Гхажш, умыл себя до пояса, но настроения это не добавило. Завтрак тоже. Вдобавок, оказалось, что исчезла рубаха. «Не ищи, – сказал Гхажш, когда узнал, чего я ковыряюсь. – В стирке. Ты куртку не надевай и сбрую тоже. Просто кинжал в сапог сунь, а кугхри в ножнах на плечо возьмёшь. Пусть девки на твои шрамы полюбуются. Да и у огхров будешь неплохо выглядеть».
Так я и вышел на улицу. Обнажённый по пояс и с мечом на плече. По правде сказать, никто моими шрамами не любовался. Ни когда мы шли по деревне, ни когда вышли за ворота. Деревня была пуста, а за воротами, если кто из женщин и разогнулся от своих грядок, так разве что на одну минутку.
– Мы в город идём? – спросил я Гхажша, когда мы оказались далеко за воротами.
– Город – это весь остров, – ответил он. – Все деревни, мастерские, огороды – всё это и есть город огхров.
– Это что получается, – не понял я. – Они все, кто в деревне живёт, и есть огхры?
– Не все, – сказал Гхажш. – Эта деревня сторожевая. Из неё в огхры мало кто идёт. Больше – в воины. Это у кого имена. А так, большинство снагами предпочитает жить. Хлопот меньше.
– Подожди, подожди, – опять не понял я. – Огхры – это название такое? Как Урагх? А я думал, они вроде троллей.
– Нет, – рассмеялся Гхажш. – Тролли – это оло-гхай. Они сами по себе. У них городов нет, вообще, селений нет. Дикарями живут. А огхры, они такие же гхай, как я, только работа у них другая. Сейчас сам всё увидишь. Вон, уже пруд виден.