Он поверить не смел, что мечта была готова исполниться, боялся спугнуть легкокрылую из самой ладони... но я-то видела, как потеплели глаза вождя.
– Дашь ли, – спросил он, – копьё парню носить, Славомир?
Ярун обернулся, с отчаянием и надеждой закусывая губу. И мы услышали:
– Как не дать! Да с топором наконец выучу обращаться!..
Вокруг опять засмеялись, а Ярун даже шагнул к Славомиру в благодарном нетерпении следовать за ним, нося обещанное копьё... Кажется, наступал мой черёд.
Шея чесалась оглянуться и загадать в наставники кого подобрее. Но в это время Мстивой тяжело посмотрел на меня и спросил:
– А ты, девка глупая, здесь что потеряла? – Как будто крепким снежком пустили в лицо! Вот и рухнуло, и оказалось вотще. От одного берега я сама оттолкнулась, от другого жестоко отталкивали. В ноги броситься – кашу хоть оставьте варить? Я угрюмо ответила:
– Я тебя первой не лаяла. И ты меня не бесчести!
– Хорошо сказано, – вполголоса похвалил Славомир. Громко при вожде хвалить не посмел. Мстивой как-то устало посмотрел на него, потом на меня и приговорил, кивнув в сторону изб:
– Переночуешь – и ступай, откуда пришла. Наверное, я шатнулась. Ярун подпёр сильным плечом:
– Она из рода извергнулась. А я с ней оберегами поменялся, погонишь прочь, гони и меня. Вождь ответил без всякого выражения:
– И погоню.
Вот сейчас обратится спиной и уйдёт. И что же тогда?
Но отчаяние сгорело в бешеной ярости вроде той, что когда-то впервые меня разбудила. Я сплеча швырнула шапку на снег и выпрямилась, стряхивая кузов.
– Погоди, воевода, – сказала я громко. И переговаривавшиеся кмети почему-то снова умолкли. – Яруну ты летось велел силу пытать. Невелика твоя правда, если мне в этом откажешь!
Мне потом говорили – глаза у меня были дикие и голос звенел. Может быть. Сама я видела только, что красное яблочко всё-таки покатилось мне в руки: воины одобрительно зашумели и вождь вроде поколебался. Не мог же он, в самом деле, совсем ни с кем не считаться.
– Или боишься? – добавила я наудачу, не зная, чем ещё его зацепить.
– Бояться тебя, – усмехнулся варяг. И покосился через плечо на мохнатые от инея брёвна: – Ну, пробуй.
Я была почти готова к тому, чтобы он снова указал на Славомира, но он ничего не добавил, и я поняла: он ждал меня сам. Тогда я не глядя вытащила топор и стала подкрадываться к нему на лыжах, пригибаясь и понемногу отводя руку назад... Воины молча смотрели на нас, уважая таинство поединка.
Я бросила топор шагов с десяти. Бросила снизу вверх, почти без замаха, одним движением кисти – дедушкина наука. Отточенное лезвие вспыхнуло, с тонким звоном пронзая морозный светящийся воздух. Вождь почти не увидел броска, потому что я позаботилась зайти против солнца. Но слишком опытен был этот воин, не по моим зубам. Он успел отшатнуться, поворачиваясь на пятках и вскидывая правую руку. Топор скользнул по его груди и гулко ударил в мёрзлую стену, пригвоздив метнувшийся плащ. Прозрачной пеленой отплыла прочь невесомая снежная пыль...
Кмети выдохнули все разом. Или мне так показалось. Наверное, зима была скучной, забава перепадала нечасто.
– Бери девку, Бренн!.. – первым закричал Славомир. – Не пожалеешь, бери!
Не отвечая, вождь выдернул топор из бревна, бросил его мне под ноги и растянул безнадёжно испорченный плащ, любуясь дырой. И вдруг улыбнулся. Умел, оказывается, улыбаться.
– Девка глупая... – сказал он почти весело. – Вам, девкам, что-нибудь разреши...
– Сам виноват!.. – крикнула я, и голос сорвался. Я нагнулась за топором, но левая лыжа поехала, и я неуклюже, больно села на гладкий утоптанный снег. И тем было исчерпано моё небогатое мужество: я горько расплакалась. Я сжала зубами рукавицу вместе с рукой – не помогло.