— Результат отрицательный, — сказала Бидж спокойно. События развивались совсем не так уж гладко: тест повторили дважды, и вся лаборатория в Дьюкском университете ползала перед ней на брюхе: результат первого тестирования, должно быть, следствие ошибки… абсолютно непонятно, как такое могло случиться… благодарение Богу, она не совершила ничего непоправимого… Подтекст этого всего сводился к одному: не подавай на нас в суд, пожалуйста, не подавай! Иисус, Гермес, Гиппократ и кто там еще — защитите нас от судебного иска!
— Ну и хорошо, — со вздохом сказал Конфетка.
— Как вы узнали о моей матери?
— На самом деле это результат нарушения медицинской этики. — Конфетка откинулся в кресле, чувствуя себя явно лучше. — Мы вели совместные исследования кое с кем из Дьюка — ты же знаешь.
— Да, теперь я это знаю. Знаю, что они работают на материалах, полученных с Перекрестка, в частности в области наследственных заболеваний.
— Верно. И после самоубийства твоей матери…
— Питер. — Бидж потрясла головой, стараясь привести мысли в порядок. — Он проходил тестирование в Дьюке?
— Точно. Он обратился сразу после похорон. И его имя оказалось в списке, видеть который нам абсолютно не полагалось… Но мы тогда подумывали о добровольце: нужно было выяснить роль внешних и внутренних факторов, чтобы понять, излечиваются ли на Перекрестке наследственные заболевания…
— Не хитрите, доктор: тогда вы уже знали, что излечиваются.
— Ну да, про некоторые я знал, но не был уверен, что все. — Бидж еще никогда не видела Конфетку таким смущенным. — И когда я узнал про твою мать… Нетрудно было предположить, что может быть у тебя на уме. Я не смог бы тебя остановить, но я все время держал пальцы перекрещенными. — Он постучал карандашом по столу. — Ну… И какие у тебя теперь планы?
Бидж испытала острое чувство дежа вю note 26 . Как будто время повернуло вспять и она снова сидит в кабинете Конфетки и старается скрыть от него, что подумывает о самоубийстве. Она покачала головой:
— У меня нет… Я ничего не планировала. Слишком многое изменилось. — Ее губы задрожали. — Я даже не могу отправиться домой, чтобы там все обдумать.
Конфетка, старательно избегая ее взгляда, переменил тему:
— Тут недавно заходил Филдс.
— Как у него дела?
— Замечательно. — Конфетка ухмыльнулся. — Одним своим появлением он поразил в самое сердце двух-трех женщин.
Это Бидж понять было нетрудно.
— Он что-нибудь рассказывал о Перекрестке? — Было так странно говорить об этом — как будто о чем-то безвозвратно ушедшем, как школьный роман или детские игры. Бидж вспомнила о своей первой встрече с единорогом и ощутила боль в сердце.
— Конечно, он рассказывал о Перекрестке, — фыркнул Конфетка. — Не думаешь же ты, что он просто был тут неподалеку и случайно заглянул. — Он помолчал. — Нельзя сказать, что там все вернулось к норме — понятия «норма» в тех краях не существует, — но о Моргане больше не слышно, и жизнь начала налаживаться.
— А как вир?
Конфетка продолжал вертеть карандаш.
— Те, кто остался в живых, проходят через ломку, но в большинстве поправятся. Были, конечно, неприятности, но ничего такого уж серьезного. Филдс говорит, что они в основном заняты выяснением того, кто будет вожаком в стае. — Конфетка деликатно добавил: — Ты ничего не спрашиваешь про Стефана.
Бидж просто побоялась спросить. Она писала ему письмо за письмом, переправляя их через Лори, и ни разу не получила ответа.
— Как у него дела?
— Он очень ослабел, но выкарабкался. Он рвется сюда, но Филдс считает, что пока рано. Лори снабдила его кое-какой литературой и вообще помогает. Она ведь и раньше занималась психологическим консультированием. Этой женщине все по плечу. Так что со Стефаном будет порядок.