Бидж подумала, что согласилась бы снова встретиться с разгневанной Мелиной, лишь бы получить горячую еду.
Но прежде чем они добрались до гостиницы, Конфетка затормозил у подножия холма, увидев стоящего на вершине Каррона, открыл дверцу, высунулся и прокричал вопрос. Каррон махал им рукой, и, хотя шум ветра заглушал его голос, до студентов донеслось:
— Полита!
Конфетка, не обращая внимания на риск, погнал грузовик прямо вверх по склону. Машина скрипела и дребезжала на камнях, угрожающе раскачиваясь. Ли Энн, пристально глядя вперед, не удержалась от восклицания:
— Вот дерьмо!
Полита лежала на боку почти у самой вершины. Тело жеребенка у нее в животе образовывало ясно видимую выпуклость. Бидж не понимала, почему Ли Энн так обеспокоена, пока не вспомнила, что анатомия этой части тела Политы чисто лошадиная.
Полита выглядела совершенно обессилевшей. Было ясно: если она не разродится быстро, она погибнет.
Не говоря ни слова. Конфетка вынул из ящика в кузове резиновый нарукавник, а Ли Энн прямиком направилась к Полите и подняла ее хвост.
Вульва Политы была отечной и воспаленной в результате затянувшихся родов. Ли Энн погладила роженицу по боку.
— Расслабься, милая, — сказала она успокаивающе. — Мы сделаем все, что надо. Ты только расслабься. Полита повернула голову:
— Не могу. — Ее глубоко запавшие глаза были полны предчувствием беды.
Конфетка смазал нарукавник дезинфектантом и ввел руку в матку. Почти немедленно он сказал Полите:
— Думаю, ты уже догадалась — жеребенок… ребенок в неправильном положении. Мы называем это ягодичным предлежанием. Вы с Карроном знаете, конечно, что это ничего хорошего не сулит.
— Можешь ты развернуть его? — спросила Полита и тут же вскрикнула — ее тело сотрясла сильная схватка.
— Едва ли. Даже жеребенок имеет слишком вытянутое тело, чтобы это можно было сделать, а кентавр… Нет, мне очень жаль, но ничего не выйдет.
— Все из-за того, что мы разных пород и разного размера, — сказал Каррон мрачно. — Я виноват — ведь это я выбрал Политу.
— Это я выбрала тебя, — поправила Полита, пытаясь улыбнуться ему. Каррон не ответил на ее улыбку.
— Дело не в размере, сэр, — ответила ему от грузовика, моя и обеззараживая руки, Ли Энн. — У лошадей совсем не обязательно возникают проблемы при родах, если родители разного размера… — Она запнулась, поняв, что Каррону на самом деле не до причин несчастья. — Иногда такое предлежание случается, а почему — мы не знаем.
— Иногда это случается, — согласился Каррон, отворачиваясь.
Когда он снова повернулся к ветеринарам, на его лице была написана решимость.
— У вас ведь есть с собой проволока, которой вы распилили жеребенка моей кобылы?
— Нет! — выдохнула Полита. По ее лицу текли струйки пота. — Лучше убить мать, чем младенца. Разрежьте мне живот.
— Кесарево сечение? — резко спросила Ли Энн Конфетку.
Тот, глядя на лишенное всякого выражения лицо Каррона, покачал головой:
— Наверняка она скоро должна быть готова к путешествию.
— Через два дня, — тихо, но твердо сказал Каррон. — Ей предстоит идти по скалам и переплывать потоки. Мы отправляемся в низовья реки.
— А если она не сможет идти?
— Тогда ей пришлось бы остаться, и ее ждал бы голод. Мы должны будем ее убить, чтобы избавить от страданий. — Он прямо посмотрел на людей, оправдываться перед которыми не собирался, но отвел взгляд от Политы. — Я не могу задерживать здесь мой народ, заставлять его голодать — только потому, что люблю кого-то.
— Ну так убей меня сейчас, но спаси маленького. — Слезы струились из глаз Политы, но голос ее звучал решительно.
— Нет. — Каррон встал так. чтобы она видела его лицо. — Мы будем спасать мать.
— Будет жить или ребенок, или никто из нас, Несиос.