И с этого часа моряк удалой
Впервые стал домовит:
Бывало, работает день-деньской,
А вечером с дочкой сидит.
Когда же, в предпраздничный вечер, гулял
Народ на соседних дворах,
Он лучшие песни над люлькой певал
И маленькой Анне играть позволял
Ручонкой в своих кудрях.
Но вот начался великий раздор,
Жестокий девятый год.
С печалью и ужасом до сих пор
О нем вспоминает народ.
Вдоль берега флот английский стоял
Угрюмые крейсера,
Богач разорялся, бедняк погибал,
И каждый больной и голодный знал,
Что смерть стоит у двора.
Но Терье осилил и страх, и недуг,
Ведь помнил он в час лихой,
Что есть неизменный, испытанный друг
Огромный простор морской.
Не зря он умел отлично грести,
Не зря был он смел и силен:
Надеясь семью от страданий спасти,
Задумал он в лодке зерна привезти,
Морской миновав кордон.
Он лодку поменьше себе подобрал,
Без паруса вышел он:
Доверившись морю, он так полагал,
Ты морем самим охранен.
Он рифы и прежде не раз обходил,
И в шторм, и в густой туман,
Но рифов и штормов опасней был
Тот коршун, что зорко за морем следил,
Военный корабль англичан.
Но, верой в судьбу и удачу силен,
На весла рыбак налегал;
Вот лодку на отмель вытащил он
И груз драгоценный взял.
Хоть был этот груз не великой цены
Всего три мешка зерна,
Но для рыбака из голодной страны
Жизнь маленькой дочки и жизнь жены
Была в нем заключена.
Три дня и три ночи боролся храбрец
С волнами, не видя земли,
На утро четвертого дня наконец
Забрезжило что-то вдали.
То были не толпы бегущих туч,
А цепи суровых скал,
И синий, над строем вершин и круч,
Встал Именес широк и могуч,
И Терье свой берег узнал.
Он дома! Теперь семья спасена!
Как сердце взыграло в нем!
Он Бога за эти мешки зерна
Восславил в восторге своем.
Но замерла речь, помутился свет
От страха в его глазах:
Не мог ошибиться Терье, о нет!
Входил в Хеснессунн английский корвет
Победно, на всех парусах.
С корвета заметили лодку. Звучит
Сигнал. Закрыты пути.
Но Терье на запад отважно спешит,
Еще надеясь уйти.
Он слышит, как в шлюпке матросы поют,
Но рук не жалеет он,
И крепкие весла по волнам бьют,
И волны дорогу ему дают,
Вскипая со всех сторон.
К востоку от Хомборгсунна есть
Еслинг угрюмый риф;
Воды два фута бывает здесь,
Когда высокий пролив.
Здесь блещет и пенится водоворот
И в шторм, и в погожие дни,
Но каждый, кто лодку умело ведет,
Надежную пристань всегда найдет
За рифом, в глубокой тени.
Туда-то лодчонка неслась, как стрела,
Минуя гряды камней,
Но шлюпка английская следом шла,
И пятнадцать матросов в ней.
Тут Терье, великой тоски не тая,
Сквозь грохот прибоя вскричал:
«Ведь только домой торопился я!
Там голод! Там дочь и жена моя!
Я хлеб привезти обещал!»
Но громче его закричали они:
«Над нами британский флаг!
Отныне хозяева мы одни
В норвежских ваших морях!»
Вдруг Терье на риф наскочил большой,
И шлюпка матросов за ним.
Ему офицер скомандовал: «Стой!»
И лодку пробил, как мальчишка злой,
Ударом весла одним.
В пробоину хлынувшая вода
Мешки потащила на дно,
Но Терье в беде не робел никогда:
Рванулся спасать зерно.
Матросов он яростно расшвырял,
Упрям и отчаянно смел,
Нырял, задыхался и снова нырял,
А враг беспощадный его поджидал,
Как пленника, взяв на прицел.
Победный салют был немедленно дан:
Доставлен рыбак на корвет!
На мостике гордо стоял капитан
Юнец восемнадцати лет.
Он первую битву не проиграл,
Ну, как тут надменным не быть!
А Терье пред ним на колени упал,
Пощады прося, как ребенок, рыдал,
Чтоб сердце мальчишки смягчить.
Он плакал они хохотали в ответ,
И смех был презрительно-зол.
Но вот горделиво английский корвет
К родным берегам пошел.
Затих Терье Викен; он горем своим
Врагов не хотел потешать,
И те, что недавно смеялись над ним,
Дивились, как странно он стал недвижим,
Решившись надолго молчать.
Пять тягостных лет он в тюрьме просидел,
Отсчитывал день за днем,
Согнулся, состарился он, поседел
От мысли о доме родном.
Но с этой лишь мыслью заветной, одной
Неволи он вытерпел ад.
Час пробил. Покончено было с войной,
И пленных норвежцев на берег родной
Доставил шведский фрегат.
И Терье на землю сошел опять,
Где был его отчий дом;
Никто молодого матроса узнать
Не мог в моряке седом.
В домишке своем он нашел чужих
И страшную правду узнал:
«Без Терье кормить было некому их,
И в братской могиле, как многих других,
Их сельский приход закопал».
Шли годы, и лоцманом Терье служил,
Вся жизнь его в море прошла,
Не раз он в порт корабли приводил
И людям не делал зла.
Но страшен и дик он порою бывал
И словно бы одержим.
«Чудит Терье Викен!» народ толковал,
Никто из товарищей не дерзал
Тогда заговаривать с ним.
Однажды он в лунную ночь наблюдал
За морем, глядя на юг,
И яхты английской тревожный сигнал
Вдали он заметил вдруг.
На мачте трепещущий алый флаг
Взывал о спасенье без слов,
И лоцман испытанный старый моряк
Повел свою лодку сквозь ветер и мрак,
Помочь иноземцам готов.
Поднялся на палубу он; оглядясь,
Уверенно стал за штурвал.
И яхта послушно вперед понеслась,
Минуя рифов оскал.
И вышел на палубу лорд молодой
И леди с ребенком за ним:
«Спасибо, старик! ты нам послан судьбой!
За помощь, оказанную тобой,
Мы щедро тебя наградим!»