Наш путь по бесконечному лабиринту коридоров и переходов, чередовавшихся с залами и лестничными маршами, этого Храма, был долог. Нам встретилось огромное множество помещений, различных кладовых и складов, забитых припасами до потолка, совсем недавно и многие сотни лет назад, молелен со статуями звероподобных богов, давно исчезнувших из памяти людей, крохотных жреческих келий, где мы могли с трудом развернуться. Я видел, каким огнем горят глаза барона, когда мы проходили мимо золотых статуй какого-то многорукого Бога со связками черепов на шее, я видел, какими глазами смотрел барон на мифриловые подсвечники, украшенные огромными драгоценными камнями, но нигде и ни разу барон не замедлил шага, он продолжал все так же целеустремленно идти вперед, хотя и было заметно его сожаление, что он сейчас не может предаться грабежу. Так длилось до тех пор, пока мы не оказались в оружейной. По крайней мере я именно так оценил это помещение. Оказавшись в совсем немаленьком зале и только бросив взгляд по сторонам, барон застыл как вкопанный и уже никакая сила не смогла бы его сдвинуть с места. Стало ясно, что здесь мы задержимся и задержимся надолго. Барон с огромным изумлением рассматривал диковинное, искусно сделанное оружие неведомых мастеров. Он брал в руки то один меч, то другой, перебирал в руках почти невесомые кольчуги и примерял себе по руке шестоперы. Его не интересовали богато, даже чересчур богато отделанные ножны, или чьи-то парадные доспехи, целиком изготовленные из золота и усеянные огромными рубинами и сапфирами, его буквально заворожила смертоносная красота и совершенство боевых клинков. Беря в руки очередной меч или иное орудие смертоубийства, он баюкал его как ребенка, а потом со вздохом клал, или вешал на место, но только для того, чтобы взять соседний. Несколько раз мне казалось, что сейчас барон расплачется как дитя, или откажется идти дальше и если честно, то я его прекрасно понимаю, просто в отличии от него, я оказался несколько лучше подготовлен к чему-то подобному, ведь я уже столкнулся с подобным, пройдя пещеры вампирши. В конце концов, барон сумел взять себя в руки, но его взгляд красноречиво говорит, что он сюда еще вернется и вот тогда
Последний наш факел уже почти догорел и светил едва ли на пару шагов, та что, если бы не какое-то звериное чувство направления барона, то бродить бы нам по подземелью до конца своих дней. Но ветерок удачи, а может быть помощь свыше, привел к огромной мифриловой двери, можно даже сказать, воротам, из-за которых доносится нестройное пение и тянет отвратительным запахом горелого мяса. Чуть приоткрыв двери, мы осторожно заглянули внутрь. В небольшом зале висел тяжелый смрад от тысячи сальных горелок, сквозь копоть с трудом угадывалась противоположная стена со множеством низеньких и узких проходов. В дальнем конце располагался невысокий помост с десятком каменных монолитов вокруг него, по форме и высоте, все это похоже на усыпальницу древних царей. Но, стоило приглядеться, стало ясно, что это впечатление обманчиво. На каменных глыбах распростерлись человеческие тела. Давно высохшие мумии и пара довольно «свежих» тел, ничем не отличаются друг от друга, не считая аккуратных шрамов на горле убитых и алых пятен крови, у еще недавно живых людей, залившей монолиты и тонкими струйками стекающей по желобкам. Зал был битком набит жрецами, но барон с бешеной ненавистью смотрел лишь на одного, того, что, скрестив на груди обнаженные руки, стоял позади алтаря и, казалось, не принимал никакого участия в кровавом обряде. Но именно он являлся вожаком всей этой своры. Да, он был самым обычным человеком, широкоплечим, мускулистым, ни тебе серого оттенка кожи, ни маленького роста, довольно высокий, с каким-то порочно-брезгливым выражением лица. Обнаженный до пояса, лишь в невесомом коротком плаще-накидке и со связкой человеческих черепов на шее, человек кажется живым воплощением бога, которому он и служит. Неподвижно застывший взгляд глубоких, неопределенного цвета глаз, устремленный поверх голов жрецов, кажется, пронзает немыслимые дали. Голову его венчает обруч с невероятных размеров рубином, пульсирующим на лбу человека, словно живое сердце.
- Так вот откуда у мерзавца столько сил! барон пинком распахнул настежь дверь и ворвался в жертвенный зал. Рукоятью меча он свалил ближайшего жреца и остановился над поверженным телом, грозный и страшный, будто сам бог войны. Пение оборвалось на полуслове, глаза присутствующих с удивлением и ужасом уставились на нас. На лице человека мелькнула тень досады.
Убейте их! Я должен закончить, или опять придется ждать четверть века
В руках верховного жреца сверкнуло лезвие кривого кинжала, и тело, еще секунду назад, живой жертвы забилось в предсмертных судорогах. С яростным криком я ринулся в самую гущу врагов, хмелея в предвкушении битвы. Перекошенные злобой лица жрецов закружились перед моими глазами, клинки, разящие направо и налево, поют в экстазе, а я едва успеваю выхватывать из завывающей толпы испуганные и ненавидящие взгляды, чтобы тут же гасить в них всякий блеск сознания.