С удовольствием.
Он опустился на кучу земли, пошарил за тачкой и вытащил термос с пластиковым стаканчиком. Отвинтил от термоса крышку, перевернул и получилась еще одна емкость. Осторожно разлил кофе. Я видел, как мускулы играют под его татуированной кожей. Ему было сорок пять лет, это я знал из статей, но тело как у тридцатилетнего. Я взял протянутый мне стаканчик и уселся на кучу глины. Помолчали. Казалось, он не чувствовал холода. Я подумал о приютском мальчишке, который поклялся в верности Сильви Симонис.
Что вы хотите знать?
То же, что и все.
Приятель, это давняя история. Ко мне больше с ней не пристают.
Я не задержу вас надолго.
Слушаю.
Что вас заставило признаться в убийстве Манон?
Что вы хотите знать?
То же, что и все.
Приятель, это давняя история. Ко мне больше с ней не пристают.
Я не задержу вас надолго.
Слушаю.
Что вас заставило признаться в убийстве Манон?
Жандармы.
Я отпил глоток кофе остывший, но вкусный и спросил с иронией:
Они вас прижали, и вы раскололись?
Так все и было.
А если серьезно, что на вас нашло?
Да пошли они все в задницу! Для них я в любом случае был виновен. Им наплевать, что Сильви для меня все равно что сестра. Для этих ублюдков имели значение только мои судимости. Ну, я им и сказал: «Давайте, ребята, вяжите меня!» Он скрестил запястья, словно ждал, что на них наденут наручники. Хотел, чтобы они утерлись своей дерьмовой логикой.
Казвьель говорил неторопливо, со странным безразличием. Своей изворотливостью он напоминал вытатуированных на нем рептилий.
С вашим прошлым вы сильно рисковали.
Я всю жизнь рискую.
Он был очень похож на придуманного мною защитника. Ангел-хранитель, который вселяет тревогу. Я вернулся к одной детали, которая сильно занимала меня:
В восемьдесят шестом году вы вышли из тюрьмы.
Это есть в моем деле.
Сильви была замужем, родила дочь, стала блестящей часовщицей. Вы встречались с ней?
Нет.
Как вы ее разыскали? Она ведь уже не носила девичью фамилию.
Он посмотрел на меня с любопытством. Противник оказался опаснее, чем он думал. Но, похоже, ему от этого было ни холодно ни жарко. Казвьель улыбнулся:
Помнится, ты мне предлагал закурить?
Я протянул ему пачку «кэмел» и сам взял сигарету.
Никому об этом не говорил, а тебе признаюсь.
С чего бы?
Сам не знаю. Может, потому, что ты кажешься мне таким же истовым, как и я. Выйдя из тюрьмы, я с подельниками обосновался в Нанси. А промышляли мы в Швейцарии. Каждую ночь мы потихоньку пересекали границу, а с той стороны нас уже ждала тачка. Работали в Невшателе, в Лозанне а то и в Женеве.
Я перешел на «ты»:
Не забывай, что я как-никак легавый.
Срок давности истек. В общем, мы доперли, что по эту сторону границы в богатых домах тоже найдется чем поживиться. Сартуи, Морто, Понтарлье. Однажды ночью мы взломали странную мастерскую там было полно ценных часов. И тут я увидел фотографии. Снимки Сильви и ее дочки. Черт, я был в ее доме! В доме моей любимой, которая вышла замуж и родила дочку.
Он затянулся, заново переживая свое удивление и горечь.
Я велел дружкам оставить все как есть. Им это не понравилось, но они смирились. А потом я разыскал Сильви.
Она уже овдовела?
Он подул на тлеющий кончик сигареты, который сразу стал ярко-розовым.
Что правда, то правда. Я еще на что-то надеялся. Но наши пути разошлись навсегда.
Она поучала тебя как христианка?
Это не в ее характере. Да она и не была такой дурочкой, чтобы надеяться молитвами и проповедями направить меня на путь истинный. Заставить за гроши горбатиться на лесопилке.
Но иногда ты горбатился.
Иногда. Под настроение.
Как сейчас?
Сейчас другое дело.
Почему другое?
Казвьель, словно не расслышав, глотнул кофе.
А когда убили Манон, что ты почувствовал?
Гнев. Бешенство.
Сильви говорила тебе об анонимных звонках?
Нет, ничего не говорила Иначе Я бы ее защитил. Тогда бы ничего не случилось.
Но ведь признаться жандармам в убийстве значило не уважать ее горе.
Он бросил на меня убийственный взгляд. Его грудь напряглась, и татуировки будто ожили. На мгновение я подумал, что он вцепится мне в горло, однако он спокойно произнес:
Слушай, парень, это дело мое и легавых, ясно?
Я не стал настаивать.
Сильви кого-нибудь подозревала?
Она мне так ничего и не сказала. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что она ни в грош не ставила расследование, которое проводили жандармы. Их хреновые улики и дурацкие мотивы.
А сам-то ты что об этом думаешь?
Он снова взглянул на озеро, последний раз затянулся и бросил окурок.
Чтобы обвинять, нужны доказательства. Никто так и не узнал, кто убил Манон. Может, просто какой-то псих. Или тот, кто неизвестно почему ненавидел Сильви и ее дочь. Ясно одно: мерзавец все еще на свободе.
Как по-твоему, оба убийства совершил один и тот же человек?
Как по-твоему, оба убийства совершил один и тот же человек?
Наверняка.
Ты кого-то подозреваешь?
Я уже говорил: плевать мне на подозрения.
А сам ты не пробовал расследовать это дело?
Я еще не сказал своего последнего слова.
Я поднялся, отряхивая плащ. Он тоже встал, сунув термос и чашки в тачку среди пучков салата.