Хотите чашечку «Кимун»? спросила она, поднимаясь из-за стола.
Спасибо, не беспокойтесь.
Я все-таки приготовлю.
Она поколдовала над чайником. В ее движениях было что-то от студентки и верховной жрицы. И эта ее чайная церемония отдавала чем-то древним, культовым. Мне вспомнились ходившие у нас слухи, будто Дюмайе посещает секс-клубы, где участники обмениваются партнерами. Так это было или нет? Я вообще не верил слухам, а уж этим особенно.
Если хотите, можете курить.
Я кивнул, но сигареты вынимать не стал. Нельзя было расслабляться «срочный» вызов не предвещал ничего доброго.
Вы знаете, зачем я вас вызвала?
Нет.
Присаживайтесь.
Она пододвинула ко мне чашку:
Мы все потрясены, Дюрей.
Я уселся, ничего не ответив.
Полицейский такого класса, как Люк, такой сильный, надежный Это кошмар какой-то!
Вы меня в чем-то упрекаете?
Резкость моего тона вызвала у нее улыбку.
Как продвигается расследование в Ле-Пере?
Я вспомнил о своем предчувствии: победу праздновать еще рано.
Продвигается. По одной из версий, это могли быть цыгане.
У вас есть доказательства?
Только предположения.
Будьте осторожны, Дюрей. Чтобы без всяких расовых предрассудков.
Поэтому я и не распространяюсь об этом деле. Дайте мне немного времени.
Она рассеянно кивнула. Это было только вступление.
Вы знаете Кондансо?
Филиппа Кондансо?
Служба собственной безопасности, дисциплинарный отдел. Похоже, на Субейра есть что-то существенное.
Что значит существенное?
Не знаю. Он позвонил мне сегодня утром и только что перезвонил снова.
Я молчал. Кондансо был одним из тех, кто любит копаться в дерьме и буквально кончает от радости, когда один из нас оказывается за воротами. Тыловая крыса, хлебом не корми дай только унизить опера, заставить его подавиться своим геройством.
Рапорт на Люка составлял он. И дело ведет он.
Как всегда.
Он считает, что его люди уже вышли на след. Сегодня после полудня кто-то запросил данные на Люка в банке. Он без труда определил любителя совать нос в чужие дела.
Что ж, Фуко зря времени не терял. Она пристально смотрела на меня своим текучим взглядом. В одно мгновение он стал жестким, и ее глаза превратились в бриллианты:
Что вы хотите раскопать, Дюрей?
То же, что и Служба безопасности, что и все. Я хочу понять причины поступка Люка.
Депрессия беспричинна.
Ничто не указывает на то, что у Люка была депрессия. Я повысил голос. У него двое детей, жена. Черт, не мог же он просто взять и бросить их! Должно было произойти что-то невероятное!
Не отвечая, Дюмайе взяла чашку и подула на краешек.
Есть кое-что еще, продолжал я уже спокойнее. Люк католик.
Мы все католики.
Но не такие, как он. И не как я. Каждое воскресенье мы бываем на службе, каждое утро молимся. То, что он сделал, противоречит нашей вере, понимаете? Люк отказался не только от жизни, но и от спасения души. И я должен найти объяснение такому отказу. Это никак не отразится на разработке других дел.
Комиссар сделала маленький глоток, словно котенок.
Где вы были сегодня утром? спросила она, осторожно ставя чашку на стол.
За городом, неохотно ответил я. Надо было кое-что проверить.
В Верне?
Я молчал. Она перевела взгляд на открытое окно, за которым виднелась Сена. День клонился к закату. Речная гладь напоминала застывший цемент.
Мне сегодня позвонил Левен-Паю, шеф Люка. Ему звонили жандармы из Шартра. Они по телефону получили сигнал. К врачу из местной больницы приезжал парижский полицейский. Высокий, с горящим взглядом Вам это ни о чем не говорит?
Я резко наклонился и схватился за край стола:
Люк мой лучший друг. Повторяю вам: я хочу понять, что его толкнуло на такую крайность!
Его уже не вернуть, Дюрей.
Он не умер!
Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.
Вы предпочитаете, чтобы об этом прознали дерьмокопатели из Службы собственной безопасности?
Это их работа.
Да, работа, которая состоит в том, чтобы заводить дела на коррумпированных полицейских, игроков или содержателей борделей. У Люка другой мотив!
Какой? насмешливо спросила она.
Не знаю, признался я, отодвигая стул. Пока еще. У этого самоубийства должна быть причина. Что-то необычное, и я хочу это выяснить.
Она медленно повернулась в кресле, чувственным, грациозным движением вытянула ноги и оперлась каблуками о радиатор.
Нет убийства нет дела. Все остальное нашего отдела не касается. А значит, и вас.
Люк для меня как брат.
Именно об этом я и говорю. Вы заинтересованное лицо.
Мне что, взять отпуск или как?
Никогда она не казалась мне такой жесткой и безразличной.
У вас есть два дня. В течение сорока восьми часов можете не заниматься ничем другим, пока у вас не сложится определенное представление. После этого вы вернетесь к повседневной работе.
Спасибо.
Я встал и пошел к двери. Я уже поворачивал ручку, когда она сказала:
И последнее, Дюрей. Не вы один скорбите о Люке. Я тоже хорошо его знала, когда мы работали вместе.
Ответа не требовалось, но я обернулся, пораженный внезапной догадкой. В который раз я удостоверился в том, что ничего не смыслю в женщинах. Натали Дюмайе, женщина, железной рукой управлявшая Уголовной полицией, полицейский от Бога, которая вырывала признания у террористов «Вооруженной исламской группы» и раскручивала цепь поставки героина из Афганистана, беззвучно плакала, закрыв лицо руками.