Ты служил в моей сотне, Лукич Помнишь, как-то в Екатеринодаре, кажется при отступлении, был у меня разговор с казаками насчет Советской власти? Я еще тогда предупреждал казаков, помнишь? «Горько ошибетесь, ребята! Прижмут вас коммунисты, в бараний рог скрутят. Всхомянетесь вы, да поздно будет». Помолчал, в голубоватых глазах сузились крохотные, с булавочную головку, зрачки, и тонко улыбнулся. Не на мое вышло? Я из Новороссийска не уехал со своими. Не удалось. Нас тогда предали, бросили добровольцы и союзники. Я вступил в Красную Армию, командовал эскадроном, по дороге на польский фронт Такая у них комиссия была, фильтрационная, по проверке бывших офицеров Меня эта комиссия от должности отрешила, арестовала и направила в ревтрибунал. Ну, шлепнули бы товарищи, слов нет, либо в концентрационный лагерь. Догадываешься за что? Какой-то сукин сын, казуня,[6] мой станичник, донес, что я участвовал в казни Подтелкова.
По дороге в трибунал я бежал Долго скрывался, жил под чужой фамилией, а в двадцать третьем году вернулся в свою станицу. Документ о том, что я когда-то был комэском, я сумел сохранить, попались хорошие ребята, словом, я остался жив. Первое время меня таскали в округ, в политбюро[7] Дончека. Как-то отвертелся, стал учительствовать. Учительствовал до последнего времени. Ну, а сейчас Сейчас другое дело. Еду вот в Усть-Хоперскую по делам, заехал к тебе как к старому полчанину.
Учителем были? Та-ак Вы человек начитанный, книжную науку превзошли. Что же оно будет дальше? Куда мы пританцуем с колхозами?
К коммунизму, братец. К самому настоящему. Читал я и Карла Маркса, и знаменитый Манифест коммунистической партии. Знаешь, какой конец колхозному делу? Сначала колхоз, потом коммуна полнейшее уничтожение собственности. Не только быков, но и детей у тебя отберут на государственное воспитание. Все будет общее: дети, жены, чашки, ложки. Ты хотел бы лапши с гусиным потрохом покушать, а тебя квасом будут кормить. Крепостным возле земли будешь.
А ежели я этак не желаю?
У тебя и спрашивать не будут.
Это как же так?
Да все так же.
Ловко!
Ну, еще бы! Теперь я у тебя спрошу: дальше можно так жить?
Некуда дальше.
А раз некуда, надо действовать, надо бороться.
Что вы, Александр Анисимович! Пробовали мы, боролись Никак невозможно. И помыслить не могу!
А ты попробуй. Гость придвинулся к собеседнику вплотную, оглянулся на плотно притворенную дверь в кухню и, вдруг побледнев, заговорил полушепотом: Я тебе прямо скажу: надеюсь на тебя. В нашей станице казаки собираются восставать. И ты не думай, что это так просто, набалмошь. Мы связаны с Москвой, с генералами, которые сейчас служат в Красной Армии, с инженерами, которые работают на фабриках и заводах, и даже дальше: с заграницей. Да, да! Если мы дружно сорганизуемся и выступим именно сейчас, то к весне при помощи иностранных держав Дон уже будет чистым. Зябь ты будешь засевать своим зерном и для себя одного Постой, ты потом скажешь. В нашем районе много сочувствующих нам. Их надо объединить и собрать. По этому же делу я еду в Усть-Хоперскую. Ты присоединяешься к нам? В нашей организации есть уже более трехсот служивых казаков. В Дубровском, в Войсковом, в Тубянском, в Малом Ольховатском и в других хуторах есть наши боевые группы. Надо такую же группу сколотить и у вас в Гремячем Ну, говори.
Люди роптают против колхозов и против сдачи хлеба
Погоди! Не о людях, а о тебе речь. Я тебя спрашиваю. Ну?
Такие дела разве зараз решают?.. Тут голову под топор кладешь.
Подумай По приказу одновременно выступаем со всех хуторов. Заберем вашу районную станицу, милицию и коммунистов по одному переберем на квартирах, а дальше пойдет полыхать и без ветра.
А с чем?
Найдется! И у тебя небось осталось?
Кто его знает Кажись, где-то валялась, какой-то ошкамёлок австрийского никак образца
Нам только начать, и через неделю иностранные пароходы привезут и орудия и винтовки. Аэропланы и те будут. Ну?..
Дайте подумать, господин есаул! Не невольте сразу
Гость со все еще не сошедшей с лица бледностью прислонился к лежанке, сказал глуховато:
Мы не в колхоз зовем и никого не неволим. Твоя добрая воля, но за язык гляди, Лукич! Шесть тебе, а уж седьмую и легонько покрутил пальцем застрекотавший в кармане нагановский барабан.
За язык могете не сомневаться. Но ваше дело рисковое. И не потаю: страшно на такое дело идтить. Но и жизни ход отрезанный. Помолчал. Не будь гонения на богатых, я бы, может, теперь, по моему старанию, первым человеком в хуторе был. При вольной жизни я бы зараз, может, свой автомобиль держал! с горечью заговорил после минутного молчания хозяин. Опять же одному идтить на такие Вязы[8] враз скрутят.
За язык могете не сомневаться. Но ваше дело рисковое. И не потаю: страшно на такое дело идтить. Но и жизни ход отрезанный. Помолчал. Не будь гонения на богатых, я бы, может, теперь, по моему старанию, первым человеком в хуторе был. При вольной жизни я бы зараз, может, свой автомобиль держал! с горечью заговорил после минутного молчания хозяин. Опять же одному идтить на такие Вязы[8] враз скрутят.