В руки я взял портфель со вложенной в него пластинкой из того же, что и панцирь, состава и, приехав в Скатертный переулок, я прикрыл голову портфелем и подошел к дверям, за которыми находился Гилевич:
– Эй вы там, осажденный порт-артурец, сдавайтесь! Не заставляйте понапрасну выламывать дверей!
Гилевич сразу узнал мой голос и злобно отозвался:
– Что, за третьим братом приехали?
– Да уж я и не помню, за которым по счету. Одно знаю, что все хороши!
– Собственно, что вам от меня нужно?
– А вот выйдете, г. начальник охранного отделения, тогда и поговорим.
– Не советую вам, г. Кошко, подходить к двери, а то получите пулю в лоб!
– Полно, Гилевич, дурака валять. Не заставляйте меня прибегать к крайним мерам, вам же хуже будет. Сами знаете, чем пахнет вооруженное сопротивление властям.
Последовала длинная пауза. А затем щелкнул замок, дверь быстро распахнулась (баррикады оказались лишь в воображении Андреева) и на пороге предстал Василий Гилевич.
– Сдаюсь! – было первое его слово. – Ваше счастье, что не было со мной Андрюшиных капель (это был намек на цианистый калий, коим отравился его брат, убийца Прилуцкого), а то не взять бы вам меня живым!
Ему тотчас же надели наручники и повезли в сыскную полицию.
Обыск на квартире решительно ничего не дал.
– Ну-с, Гилевич, а теперь поговорим! – сказал я ему у себя в кабинете.
– Прежде всего, где те 5000 рублей, что отобраны вами у Бородина?
– Какие пять тысяч?
– Скажите! Не знаете? Быть может, и Бородин вам не знаком и не был у вас третьего дня?
– Бородина я знаю, и третьего дня он, действительно, у меня был. Я беседовал с ним о заказе на кирпичи, но о пяти тысячах слышу впервые.
– Ну уж это даже глупо! Вы сами понимаете, что в вашем положении лишь чистосердечное признание может облегчить вам предстоящее наказание, а вы вдруг вместо этого несете какую-то ерунду. У меня же есть живые свидетели против вас.
– Послушайте, г. Кошко, вы, кажется, принимаете меня за болвана и пытаетесь наивно ловить! Повторяю вам, что о деньгах слышу впервые, а кроме того, вообще все разговоры с Бородиным я вел с глазу на глаз, а не перед свидетелями.
– Вы так думаете?
– Не только я так думаю, но и вы думать иначе не можете.
Я нажал кнопку звонка.
– Позовите ко мне свидетелей! – приказал я.
В кабинет вошли стенограф и дворник.
– Будьте любезны, – обратился я к стенографу, – прочтите то, что вы слышали и записали.
Агент прочитал запись моего утреннего разговора по телефону с Гилевичем, воспроизведенного им с абсолютной точностью. Я обратился к обоим свидетелям:
– Готовы ли вы принять присягу в том, что собственными ушами слышали этот разговор?
– Да хоть сейчас, г. начальник!
Гилевич долго сидел с раскрытым ртом и выпученными от изумления глазами. Наконец, он произнес:
– Ну-у?! Если так, то, конечно, мне ничего не остается, как рассказать правду. Но, ради Бога, удовлетворите мое любопытство, откройте мне эту изумительную тайну!
– Хорошо! Но предварительно дайте ваше откровенное показание.
Гилевич во всем признался, рассказав и о своем самозванстве, и о переодевании своих друзей в жандармскую форму. Квартира ему была предоставлена его приятелем-техником, уехавшим на 28 дней в отпуск и не подозревавшим ничего дурного. Гилевич заявил мне, что, получи он дополнительные пять тысяч рублей от Бородина, – и след его простыл бы, так как на следующий же день он намеревался уехать за границу, где, по его словам, подготовлялось им дело мирового масштаба.
– А ваша тайна? – спросил он меня.
– Вот она! – и я указал ему на телефон и две отводные трубки. Гилевич шлепнул себя по лбу и с горечью в голосе расхохотался.
Суд приговорил его к 11/2 годам арестантских рот с лишением прав состояния. К сообщникам его присяжные заседатели отнеслись милостиво: они были оправданы.
КРАЖА У ГРАФА МЕЛЛИНА
В Венденском уезде, Лифляндской губернии, в имении у местного магната, графа Меллина, была совершена крупная кража.
Событие это, насколько помню, относится к самому началу девятисотых годов.