Яночка шептал Слай.
Что я буду валяться-развлекаться с тобой?! выпалила она.
Потому что я люблю тебя, выговорил Слай и стал целовать её. Яна пыталась вырваться, брыкалась. Ну подарить поцелуй можно такому мальчику даже нужно, но Слай зашёл дальше: нежно [это заметьте!] разорвав сорочку на её груди, принялся за них, одной рукой стягивая трусики Началась битва <>
(«Дневник»)
поймал её за руку, потом за подол. Она вдруг наклонилась, навалилась, смачно целуя прохладными губами, и обнимая за шею, и подбирая подол. Я, впрочем, был парализован. Руки, показалось, пахли детским кремом (или даже той же помадой), но рот оказался совсем другим. Её острый вкус не спутать ни с кем и ни с чем он, как её запах, то, чего, я так ждал! У Ленки всё вроде такое же, но нейтральное, без опьянения, как от паров спирта или цветущей повсюду черёмухи Когда у меня набрался полон рот слюны (её, наверно), а она кричала оттого, что мои руки сами собой раздирали её попы, мы разъединились.
Иди сплюнь и лучше пописай. Я в кровати. Только быстрей!!!
(«Настоящая любовь»)
Она стонала и звала на помощь
Он целовал её горячее заплаканное лицо, на руках у него нежная кровь
Немного позже он начал её переворачивать, Яна рванулась, схватив рукой [а чем же ещё?] вазу со столика, и ударила его по голове.
(«Дневник»)
Она запахнулась халатом, даже поясом завязалась, лежала сжавшись, отвернувшись и зажмурившись. Я осторожно лёг рядом и замер, не решаясь к ней прикоснуться. Меня потрясывало, сердце бешено колотилось. Леночка сопела как самовар. Через какое-то время я осознал, что у меня под головой нет подушки, и решил лечь наоборот, так как та часть кровати казалась несравненно выше. Так мы начали засыпать и, наверно, заснули
Когда я внезапно очнулся, то не сразу понял, что меня угнетает, а когда понял, то сразу начал неистово слюнявить трусики на попке Яна, видимо, плавно просыпалась, посапывала, чмокала, изгибалась Не отстранилась наоборот, теребила мои волосы, подсовывала пальчики в рот
Я встал на колени, звучно джикнув молнией ширинки, переворачивая её на живот (сырые колени, штаны теперь стали нестерпимы).
Так неудобно, надо мне вон ту большую подушку под живот, ты ведь хочешь так
Вот, о-о выдохнула она, залезая на подушку, вся вытянувшись сладко. Хо-лодная Стяни-а трусы, а то я вся-а в них
У меня в глазах словно прозвучали резко-электрические выстрелы молний, а в ушах вспыхнули раскаты нарастающего-отступающего, как волны, светового грома Несколько секунд я сидел как оглушённый-ослеплённый, вяло шаря перед собой руками.
Какие они всё же большие, подумал я, «когда рассвело» (я всегда представлял её в чисто символических трусиках), три меня можно всунуть, наверно, в них тепло и мягко
Ну что ж ты творишь, шепчу я, пытаясь сомкнуть её дрыгающиеся ноги, хватит болтухать ножками разорвёшь! Глянь, как растянула
Она только смеялась, комкая подушку, трусы трещали, разорванные на её икрах [в её играх.]
(«Настоящая любовь»)
ударила его вазой по голове. На мгновенье Слай отключился, но тут же опомнился и, брыкаясь в припадке ярости, опрокинул столик с посудой. Девушка пыталась скинуть его на осколки. Но Слай оказался сильней и нечаянно [sic!] скинул жертву на пол. Она упала прямо на острые осколки. Лицом вниз. На неё свалился безумный Слай и уснул на ней.
Девушка зашевелилась и застонала, проснулся Слай, увидел её прекрасную пышную попу Опять заснул пьяным сном.
С трудом поднялся всё плыло помочился на пол, зачем-то забрызгивая специально тело, сделал большой шаг и, поскользнувшись, упал ничком в острые осколки посуды. По пьяни не почувствовал боли и уснул головой в её ногах.
Друзья, добывшие самогон, нашли их на полу. Нащупали пульс: живы. Даже догадались ничего не трогать и позвонить.
(«Дневник»)
Проснулся я лихорадочно, судорожно. Было холодно и рано, и прямо мне по лицу ёрзали её гусиной кожей икры. Меня пронзил ужас вспышка, осветившая «то, что я «сделал вчера». (Впрочем, «вчера» тоже в отдельных кавычках.) Такое уже было со мной когда-то это дежавю нет, это воспоминание о настоящем событии в оболочке дежавю и полусне. В 7 классе в ***ксе у бабушки стояла на квартире учительница «склизкого туманного языка» однажды она осталась на выходные, и я ночевал рядом с ней кровати наши отделяла ширмочка
(Wan Man)
Её звали Кейт. Я познакомился с ней около двух дней тому. Получив свои гроши за разгрузку мяса у Баркера, я пешком направился в FireWind Indiana выпить пивка или даже бренди (если не наклеюсь к девушке 1 или 2). Когда, немного довольный, я вышел из бара (break the bar), то увидел, как два джентльмена крупного телосложения приставали к симпатичной леди (twon fellas made lade-lady as lay-landlady). Она показалась мне очень высокой, стройной, даже надменной
(«Дневник»)
наши кровати разделяла шторка. Она была, что называется, vulgar, типичная поделка блядской внешности мясистая писклявая капризная сучка, работающая первый год у. ч. и.т.е.л.ь.н.и.ц.е.й и каждое мгновение осознающая, что родители не зря вбухали столько всяких средств (полкоровы, флягу мёда, флягу молока и т. д.) и надежд в её красный диплом эту марку и мерку качества всей её жизни. Привстав на кровати, выглянув за штору, я был ослеплён огромным лунным белым квадратом, лежащим на кровати, где она. Этот сверхмощный свет просто издевался над её выгнутым вниз телом она лежала ничком, растянувшись, развесив тяжёлые ноги. Она мерно дышала в подушку, изредка причмокивая, огромные её белые трусы были полностью повторением её белой кожи они даже шевельнулись от выдоха «пф-фу», сделанного мягко и непроизвольно. Не выдержав, я вскочил и