Мне? Нисколько! В Бастилии множество людей, которых посадили еще при кардинале Ришелье и даже имена которых мне неизвестны.
Но со мной дело другое, монсеньер, мое-то имя вы знали, ведь именно по приказу вашего преосвященства я был переведен из Шатле в Бастилию.
Вы так полагаете?
Я знаю наверное.
Да, припоминаю, действительно. Не отказались ли вы некогда съездить в Брюссель по делу королевы?
А! сказал Рошфор. Так вот настоящая причина? А я пять лет ломал себе голову. Какой же я глупец, что не догадался!
Но я вовсе не говорю, что это причина вашего ареста. Поймите меня, я спрашиваю вас, только и всего: не отказались ли вы ехать в Брюссель по делу королевы, тогда как раньше согласились ехать туда по делу покойного кардинала?
Как раз по той причине, что я ездил туда по делам покойного кардинала, я не мог поехать туда же по делам королевы. Я был в Брюсселе в тяжелую минуту. Это было во время заговора Шале. Я должен был перехватить переписку Шале с эрцгерцогом, и меня, узнав там, чуть не разорвали на куски. Как же я мог туда вернуться? Я погубил бы королеву, вместо того чтобы оказать ей услугу.
Ну вот видите, как иногда лучшие намерения истолковываются в дурную сторону, мой дорогой Рошфор! Королева увидела в вашем отказе только отказ, простой и ясный: ее величество имела много причин быть вами недовольной при покойном кардинале!
Рошфор презрительно улыбнулся.
Вы могли бы понять, монсеньер, что раз я хорошо служил Ришелье против королевы, то именно поэтому я мог бы отлично служить вам против всего света после смерти кардинала.
Нет, Рошфор, сказал Мазарини, я не таков, как Ришелье, стремившийся к единовластию: я простой министр, который не нуждается в слугах, будучи сам слугой королевы. Вы знаете, что ее величество очень обидчива: услышав о вашем отказе, она прочла в нем объявление войны, и, помня, какой вы сильный, а значит, и опасный человек, мой дорогой Рошфор, она приказала мне обезвредить вас. Вот каким образом вы очутились в Бастилии.
Ну что ж, монсеньер, мне кажется, сказал Рошфор, что если я попал в Бастилию по недоразумению
Да, да, перебил Мазарини, все еще можно исправить; вы человек, способный понять известные дела и, разобравшись в этих делах, с успехом довести их до конца.
Такого мнения держался кардинал Ришелье, и мое восхищение этими великим человеком еще увеличивается оттого, что вы разделяете его мнение.
Это правда, продолжал Мазарини, кардинал был прежде всего политик, и в этом он имел большое преимущество передо мной. А я человек простой, прямодушный и этим очень врежу себе; у меня чисто французская откровенность.
Рошфор закусил губу, чтобы не улыбнуться.
Итак, прямо к делу! Мне нужны добрые друзья, верные слуги; когда я говорю: мне нужны, это значит, что они нужны королеве. Я все делаю только по приказу королевы, вы это понимаете, а не так, как кардинал Ришелье, который действовал по собственной прихоти. Потому-то я никогда не стану великим человеком, как он, но зато я добрый человек, Рошфор, и, надеюсь, докажу вам это.
Рошфор хорошо знал этот бархатный голос, в котором по временам слышалось шипение гадюки.
Готов вам поверить, монсеньер, сказал он, хотя по личному опыту мало знаком с той добротой, о которой угодно было упомянуть вашему преосвященству. Не забудьте, монсеньер, продолжал Рошфор, заметив движение, от которого не удержался министр, не забудьте, что я пять лет провел в Бастилии, и ничто так не искажает взгляда на вещи, как тюремная решетка.
Ах, господин Рошфор, ведь я сказал вам, что я не повинен в вашем заключении. Все это королева Гнев женщины и принцессы, понимаете сами! Но он быстро проходит, и тогда все забывается
Охотно верю, что она все забыла, проведя пять лет в Пале-Рояле, среди празднеств и придворных, но я-то провел их в Бастилии
Ах, Боже мой, дорогой господин Рошфор, не воображайте, будто жизнь в Пале-Рояле такая уж веселая. Нет, что вы, что вы! У нас здесь тоже, уверяю вас, немало бывает неприятностей. Но довольно об этом. Я веду чистую игру, как всегда. Скажите: вы на нашей стороне, де Рошфор?
Разумеется, монсеньер, и ничего лучшего я не желаю, но ведь я ничего не знаю о том, что делается. В Бастилии о политике приходится разговаривать лишь с солдатами да тюремщиками, а вы не представляете себе, монсеньер, как плохо эти люди осведомлены о событиях. О том, что происходило, я знаю только со слов Бассомпьера. Кстати, он все еще один из семнадцати вельмож?
Он умер, сударь, и это большая потеря. Он был предан королеве, а преданные люди редки.
Еще бы, сказал Рошфор, если и сыщутся, вы их сажаете в Бастилию.
Но, с другой стороны, сказал Мазарини, чем можно доказать преданность?
Делом! ответил Рошфор.
Да, да, делом! задумчиво проговорил министр. Но где же найти людей дела?
Рошфор тряхнул головой.
В них никогда нет недостатка, монсеньер, только вы плохо ищете.
Плохо ищу? Что вы хотите сказать этим, дорогой господин Рошфор? Поучите меня. Вас должна была многому научить дружба с покойным кардиналом. Ах, какой это был великий человек!
Вы не рассердитесь на меня за маленькое нравоучение?