Тем временем Сен-Люк подошел к жене. Жанна де Бриссак не была писаной красавицей, однако она обладала прелестными черными глазами, белоснежными зубами, изумительным цветом лица, то есть всем тем, что в совокупности принято называть очаровательной внешностью.
Сударь, обратилась она к мужу, поглощенная все той же мыслью, объясните мне, чего от меня хочет король? С тех пор как он здесь, он не перестает мне улыбаться.
Но, когда мы возвращались с обеда, вы говорили совсем другое, милая Жанна. Тогда его взгляд пугал вас.
Тогда его величество был в дурном настроении, сказала молодая женщина, ну а теперь
Теперь еще хуже, прервал ее Сен-Люк. Король смеется не разжимая губ. Я предпочел бы видеть его зубы. Жанна, бедняжка моя, король приготовил для нас какой-то подлый сюрприз. О, не глядите на меня так нежно, умоляю вас, лучше повернитесь ко мне спиной! Смотрите*, к нам весьма кстати приближается Можирон. Удержите его возле себя, приголубьте, приласкайте его.
Знаете, сударь, улыбнулась Жанна, вы даете мне довольно сомнительный совет, и, если я в точности ему последую, могут подумать
Ах, вздохнул Сен-Люк, ну и пусть подумают. Просто прекрасно будет, если подумают.
И, оставив супругу в полной растерянности, он отправился ублажать Шико, который увлеченно пыжился, изображая короля, и своими гримасами вызывал всеобщее веселье.
Тем временем Генрих, пользуясь дарованной ему свободой от королевского величия, танцевал, но при этом не терял из виду Сен-Люка: то подзывал его к себе и делился пришедшей в голову остротой, и всякий раз, независимо от того, удалась она или нет, острота вызывала у новобрачного приступ громкого смеха; то угощал его из своей бонбоньерки засахаренным миндалем и глазированными фруктами, и Сен-Люк неизменно находил их превосходными. Стоило Сен-Люку на минуту отлучиться из той залы, где был король, хотя бы с намерением поприветствовать гостей в других залах, как Генрих тут же отряжал за ним одного из своих родственников или придворных, и сияющий улыбками новобрачный возвращался к своему повелителю, а король, увидев своего любимца, обретал превосходное расположение духа.
Внезапно королевских ушей достиг настолько сильный шум, что его не могла заглушить общая сумятица звуков.
Эге! сказал Генрих. Кажется, это голос Шико. Слышишь, Сен-Люк? Король изволит гневаться.
Да, государь, отозвался Сен-Люк, не показывая вида, что уразумел намек, содержащийся в этих словах, похоже, что он с кем-то не поладил.
Поди узнай, что там случилось, распорядился король, и немедленно доложи мне.
Сен-Люк отправился выполнять приказ.
И в самом деле, Шико громко кричал, в подражание королю выговаривая слова в нос:
Я навыпускал кучу указов против расточительства; если их мало, я выпущу новые и буду их множить и множить, пока они не возымеют своего действия. Коли они недостаточно хороши, пусть их, по крайней мере, будет много. Клянусь рогами Вельзевула, моего кузена, шесть пажей, господин де Бюсси, это слишком.
И Шико надул щеки, широко расставил ноги и подбоченился, добившись полного сходства с королем.
Что он там болтает о Бюсси? нахмурясь, спросил король.
К этому времени Сен-Люк вернулся и хотел ответить, но тут толпа расступилась и открыла их взорам шестерых пажей, одетых в камзолы из золотой парчи и увешанных ожерельями; на груди у каждого пажа всеми цветами радуги сиял герб его господина, расшитый драгоценными камнями. За пажами выступал красивый молодой мужчина; он высоко нес свою гордую голову и, презрительно вздернув верхнюю губу, бросал по сторонам надменные взоры. Его строгое платье из черного бархата разительно отличалось от богатых одежд его пажей.
Бюсси! раздались голоса. Бюсси дАмбуаз!
И толпа, хлынувшая навстречу вновь прибывшему, появление которого вызвало в зале такой переполох, расступилась, давая ему проход.
Можирон, Шомберг и К ел юс окружили короля, словно желая защитить его от опасности.
Ах, вот как, слуга здесь, а хозяина что-то не видать, сказал Можирон, намекая на неожиданное появление Бюсси и отсутствие герцога Анжуйского, к свите которого тот принадлежал.
Подождем, заметил Келюс, перед слугой идут его собственные слуги, а главный хозяин, может быть, появится после хозяина шести первых слуг.
Смотри-ка, Сен-Люк, вмешался Шомберг, самый молодой, а посему и самый дерзкий миньон короля Генриха. Похоже, господин де Бюсси не слишком-то почтителен по отношению к тебе. Видишь на нем черный камзол. Какого черта! Разве это наряд для свадебного бала?
Нет, заметил Келюс, это траур для похорон.
Уж не его ли это похороны и не надел ли он траур по самому себе? пробормотал Генрих.
И при всем том, Сен-Люк, сказал Можирон, герцог Анжуйский не явился вслед за Бюсси. Неужели ты и тут попал в немилость?
Это многозначительное и тут кольнуло новобрачного в самое сердце.
Ну а почему, собственно, он обязан являться вслед за Бюсси? подхватил Келюс. Неужто вы позабыли: когда его величество оказал честь господину де Бюсси и обратился к нему с вопросом, не желает ли он принадлежать к людям короля, то Бюсси ответил, что, уже принадлежа к дому Клермонов, он не испытывает необходимости принадлежать кому-то еще и вполне довольствуется возможностью быть хозяином самому себе, ибо уверен, что в собственной персоне обретет самого лучшего господина на свете.