Сергей Решетнёв - Графика ночей стр 4.

Смелость травы бы мне пробивающей землю,
Смелость травы бы мне,
что любую почву приемлет.
Цельность бы мне ручья,
что любые проходит преграды,
Цельность бы мне ручья,
что един от родника до океана прохлады.

Слаженность мне бы садовой розы,
точнее её бутона.
Где же садовник мой? Белым листом икона.
Мне чистоту бы пальчиков пухлых новорождённого,
Всё что угодно, всё, что угодно,
но не отчаянье приговорённого.

Снег отступает и земля открыта.
И ночь съедает день без аппетита.
Ручей, на звёзды глядя, стекленеет.
Надежда друга обрести  слабеет.
Я нежность в прошлое отправил бандеролью,
Костюм безумца ветер мне готовит,
Я наступаю на блестящий лёд,
Как на отчаянье, что душу мне взорвёт.

Что чувствую? Внутри  и страх и страсть,
Страх не даёт счастливым быть,
Страсть не даёт упасть.
Что чувствую? Внутри  и боль и суету,
Боль не даёт себя любить,
А злюсь  полынь во рту.
На что я зол? На эту моль,
Что жрёт душевный скраб,
Телесная пугает голь 
И я заботы раб.
Усталый раб, безвольный раб,
Я прячу в сон свой день,
Безумию любому рад,
Мне сна не одолеть.
Что чувствую? Да только страх,
Что я уже пропал,
Я как кощей над златом чах,
Пока мой дух скучал.
Похлёбка, койка, интернет,
Стихи ушли, как слёзы.
Пусть входит в комнату рассвет,
Мне просыпаться  поздно.

Сильный ветер из оконных стёкол
Пузыри с утра пытался выдуть,
Было так в квартире одиноко,
Будто даже вещи скоро выйдут.
Сильный ветер повалил столбы,
Лопнули, как струны провода,
Рвался дух, как пепел из трубы
И безвольный нёсся в никуда.
Солнце выжгло светлых глаз белки,
Почернели, словно снег весной.
Словно смерть и юность  далеки,
Словно боль и жизнь  близки с тобой.

Я тёмен и дремуч, я слеп и слаб,
Как том философа немецкого раскрытый,
Я медленно ползущий к морю краб,
С клешнёй, зажавшей полный сердца свиток.
О, моря мир, о, мрамор глубины,
Прими моё засушенное тело,
В тебе до жизни созревают сны,
В тебе до плоти и любовь созрела.
На дно лагуны камнем опущусь,
Ты  только лоно, вечности невеста,
И, может быть, я тоже превращусь
У новой расы в орган неизвестный.

Пленительна любая красота,
Но женская  пленительна до мрака.
Отчаянна последняя черта,
Когда и губы смяты, как бумага.
И сброшена уже одежд листва;
И лона мох окутан паутиной,
И паучок, растущий, как трава,
Стремится прямо в мира сердцевину.
О, как остры у красоты все жала,
Как бабочек сто тысяч хоботки,
Они сосут напиток сердца алый,
И гибнут сотнями под тяжестью руки.
Ладонь имеет собственное зренье,
Ресницы-гусеницы бьются в кулаке,
Их выпустишь  и разлетятся тени,
Царапнут сожаленьем по щеке.
Как будто с клёна содрана кора,
Как лунные стволы мерцают ноги,
От гладкого и сонного бедра
Взгляд ужасом и судорогой сводит.

Пленительна любая красота,
Но женская  пленительна до мрака.
Отчаянна последняя черта,
Когда и губы смяты, как бумага.
И сброшена уже одежд листва;
И лона мох окутан паутиной,
И паучок, растущий, как трава,
Стремится прямо в мира сердцевину.
О, как остры у красоты все жала,
Как бабочек сто тысяч хоботки,
Они сосут напиток сердца алый,
И гибнут сотнями под тяжестью руки.
Ладонь имеет собственное зренье,
Ресницы-гусеницы бьются в кулаке,
Их выпустишь  и разлетятся тени,
Царапнут сожаленьем по щеке.
Как будто с клёна содрана кора,
Как лунные стволы мерцают ноги,
От гладкого и сонного бедра
Взгляд ужасом и судорогой сводит.

Твоя коса, как жгучая крапива,
Я пью твоё присутствие, как пиво,
Но не могу достаточно быть пьяным,
Чтоб отыскать пороки и изъяны.

Лужа света на полу, ледяного света лунного,
Господи, и мне уже не быть, ни влюблённым,
ни простым, ни юным.
Господи, и мне уже не петь, так свободно,
так легко и весело.
Онеметь скорее, онеметь.
Сна глотнуть холодного, небесного.
Что же так, за что неблагодать?
Страх стоит в рубашке белоснежной.
Как же мне и вправду умирать?
Правду я отдам за мир надежды.

Ты ведь знаешь, что я не люблю ни кого
Ни себя не люблю, ни её, ни его.
Я живу в неудобной и страшной квартире,
Ты ведь знаешь мой дом. Но страшнее жить в мире.
Мне общенье с людьми причиняет страданье,
Это так изнуряет, как боль от дыханья.
Люди видят друг друга  друг друга не видя,
Люди слышат друг друга  друг друга не слыша.
А я вижу, я слышу, мне жалко людей,
Не глядеть невозможно и страшно глядеть.
В их невежестве жутком, как в чёрной дыре,
Тонет сердце и свет, и любовь и Творец.

Разжаты пальцы, сжаты пальцы,
И миг опять неуловим,
И мысли, словно постояльцы,
Идут к другим, уходят в дым.
Закрыты веки, веки  камни,
И больно так смотреть на мир,
О главном хочется, о главном
Поговорить, но нету сил.
Я с астеническим синдромом
Лежу, безмолвием распят,
Меня толпы пугает гомон
И фотографий твёрдый взгляд.
И книги смотрят корешками,
И каждый видимый предмет
Уколет вдруг воспоминаньем:
Того, что было, больше нет.
Мне слово каждое  лицо.
Свет погашу, окно  закрыто.
Жизнь как хрустальное яйцо,
Пока разлукой не разбита.