Другой моей страстью было собирание фотографий с иностранными музыкальными группами. Дельцы, которые приторговывали этим товаром, часто подходили к нашей школе и, поджидая нас, потенциальных клиентов, крутились или возле туалетов, или за невысоким заборчиком перед школой. На фотографиях, как правило, стояли патлатые рок-музыканты в узких темных штанах с гитарами на фоне ударных инструментов. Качество снимков всегда оставляло желать лучшего все это бесконечно переснималось из привозных заграничных журналов студентами или стажерами из стран, ставших на путь социализма, потом размножалось и продавалось. Среди криворожских подростков считалось необыкновенно престижным иметь несколько десятков таких фотографий, хотя и стоили они недешево. Все зависело от размера фоток и кто на них был изображен. Обычно фотка стоила 50 копеек, а большая рубль. Это были немалые деньги, и поскольку школьные обеды покупались на месяц вперед, то карманных денег у меня практически не было. Поэтому нужно было их доставать то ли припрятать сдачу за покупку в магазине, то ли выиграть в лотерею «Спринт». Билеты этой лотереи вместе с зелеными томами Леонида Ильича Брежнева «Ленинским курсом» продавались повсюду в киосках «Союзпечати». Я прятал эти фотографии от родителей, потому что знал: если они их найдут, то запоют свою вечную песню, мол, у других дети собирают что-то полезное марки или значки, а я черт знает что. Со временем у меня появилось много этих фотографий, и я мог выменивать их на другие, понравившиеся мне.
Всматриваясь в эти фотографии с патлатыми музыкантами, микрофонами, гитарами и ударными инструментами, я старался услышать их музыку, но она не звучала.
Мама преподавала в двух школах музыку и тягала с собой баян и ноты.
Школы были расположены в разных концах города. Мама работала целыми днями по нескольку часов в одной и другой школе. Пока мы жили в комнате деда, ездить по школам было относительно недалеко. Потом мы получили трехкомнатную квартиру хрущевского типа и переехали в новый микрорайон на улицу Тынка.
Повсюду шло строительство, и сталинские здания на площади Артема, которые творили какую-то архитектурную идею и мне в общем-то нравились, сменились необжитостью новых районов. Строители усугубляли ее кучами стройматериалов, плохо уложенным асфальтом и недоукомплектованными детскими площадками.
Сперва я сидел на кухне нашей новой квартиры и смотрел с четвертого этажа на спортплощадку и футбольные игры. Эта площадка была огорожена полутораметровой сеткой, и от рассыпанного по ней мелкого щебня во время игры поднимались столбы пыли.
Недостатки такой разработки проектировщиков были видны сразу когда падаешь на такое поле, разбиваешь локти и колени, и раны потом долго заживают.
С некоторого времени меня и большинство моих ровесников уже стал притягивать футбол. Мы играли с ранней весны и до поздней осени поделенной дворовой командой или двор на двор.
Нашими ближайшими соседями были криворожский композитор и известный криворожский футболист. Мне, конечно, импонировал футболист, но мои родители дружили с композитором. Мы бывали на днях рождения его детей, а они на наших. Мама говорила, что композитор получает за свои песни немалые деньги, и переводы ему присылают из Киева. Как учитель музыки она была для меня авторитетом.
Однажды, по просьбе моей мамы, композитор оставил у нас свои ноты, и я прочел под ними несколько строф стихотворения о Ленине.
Мне больше нравился футболист команды «Кривбасс», особенно его новенькая машина «Лада» и спортивная форма, которую невозможно было купить ни в каком магазине. Поэтому я выцыганил у мамы деньги на гетры, к обыкновенным трусам она пришила по две белые полоски, а какая-то футболка у меня была. С этим футбольным обмундированием я решил попытать счастья и записаться в какую-нибудь футбольную команду ДЮСШ (детской юношеской спортивной школы). Однако сколько я ни ходил на всякие просмотры, никто из детских футбольных тренеров меня никуда не принимал.
Тогда я записался на плавание и вместе с моим одноклассником Колей Кащенко начал посещать бассейн с резиновой шапочкой, пластмассовыми очками и запасными плавками в сумке. Колю заподозрили в краже и выгнали. Я научился плавать, но с мечтой о футболе не расставался.
Так сложилось, что вслед за моим дедом на шахты Криворожья поехали еще несколько человек. Через какое-то время дедова сестра с мужем и еще несколько базарских семей стали криворожцами.
Дед рассказывал, что, как только они приехали в Кривой Рог и оформились на работу на рудник им. Кирова, всем выдали респираторные маски, шахтерские принадлежности и спустили в забой.
Вначале необходимо было перебороть психологический стресс работы под землей. Кто-то из односельчан деда, спустившись вниз в клети, так и простоял всю смену без движения семь часов, а поднявшись на поверхность, побежал в железнодорожные кассы и купил обратный билет. Другой односельчанин после нескольких месяцев работы на шахте что-то не то сказал в общежитии про советскую власть, и прямо со смены его забрали в КПЗ, после чего он получил трехлетний срок.