Интересно, что цены мы в принципе пытаемся както закрыть, спрятать. Так, например, с подарков старательно удаляются ценники; посмотреть счет в ресторане имеет право только тот, кто платит; в лучших заведениях счет элегантно прячут в хитро устроенные папки. Говорят, в таких местах приглашенная особа получает меню, где цены вообще не указаны[480]. Мы, очевидно, считаем, что самое ценное должно доставаться даром и его просто невозможно купить[481]: оно не продается и не может быть измерено в деньгах. Гдето внутри нас живет ощущение, что выгодный взаиморасчет неуместен в важных вещах или между близкими людьми. Так, например, обратим внимание, что во всей трилогии «Властелин колец» ничего не продается и не покупается. Все, что необходимо Братству для путешествия, оно получает даром[482]. Дотошный (и трепетно относящийся к деталям) Дж. Р. Р. Толкин нигде в романе не упоминает про деньги. Точно так же про них не сказано и в большинстве старинных рассказов, сказок, мифов и историй. И из «Эпоса о Гильгамеше» мы ничего не узнаем о деньгах, в нем никто ничего никогда не продает и не покупает. Самое главное передается просто как дар, может быть найдено или украдено (Кольцо Всевластья, например, меняло своего владельца именно таким образом, не путем продажи)[483]. Хотя платежные средства для функционирования современного общества необходимы, для близких людей мы часто создаем ситуацию, в которой деньги вроде бы и не существуют или хотя бы не имеют значения (отсюда «заказ выпивки для всех» или чередование при оплате ресторанных счетов). Говорят же, что друзья это люди, уже забывшие и переставшие считать, сколько друг другу должны. И наоборот, вас, по всей вероятности, обидело бы, если бы ваш друг захотел заплатить вам за вашу помощь ему. Расплата же приглашением на ужин или встречной услугой вполне допустима. Но если бы он вам предложил конкретную сумму денег, вы бы точно отказались. Марсель Мосс пишет, что «темы дара щедрости и выгоды, получаемой от процесса отдавания, возвращаются к нам, подобно тому как вновь появляется давно забытая ведущая мелодия», и «можно и должно вернуться к архаическому, к исходным началам»[484]. Некоторые антропологи считают gift economy необходимым или даже главным элементом в структуре социума и утверждают, что деньги или обмен quid pro quo есть явления вторичные[485].
Действительно, существует нечто, находящееся вне рыночных отношений (дружба, например), что нельзя ни под каким видом купить или получить по бартеру (вы не можете себе купить настоящего друга или глубокий внутренний покой). Вы можете приобрести нечто, находящееся, как вам кажется, весьма близко к этим внерыночным явлениям, представляющее и замещающее их в вашем воображении. Можете заказать хороший ужин в ресторане и таким образом попытаться обрести друга; можете купить дом в горах и постараться там найти покой. Реклама, кстати, действует именно по такому принципу: показывает непродающееся (спокойный сон, завтрак счастливой семьи, красотку с хорошей прической) и предлагают очень даже рыночную дорогу ко всему этому (дорогую постель, какието зерновые продукты, дом в горах или шампунь). И хотя мы знаем, что все это лишь иллюзия, а в рекламах играют актеры, тем не менее мы начинаем мечтать о лучшей подушке (именно старая виновата в том, что я плохо сплю), новых йогуртах и хлопьях (счастливая завтракающая семья) и шампуне (очевидно, что модель, снявшаяся в рекламе, такой шампунь никогда в жизни не использовала, и мы это знаем, и всетаки принцип пробуждения желаний работает).
Но вернемся назад, к цене. Прав ли был чешский философ Зденек Нойбауэр, который в своей книге пишет, что существует нечто, в чем «цена не священна»?[486] Знаменитый немецкий социолог Георг Зиммель в своем сочинении «О деньгах» замечает: «Деньги понятие вульгарное, так как они являются эквивалентом всего, чего угодно. Возвышенным является лишь индивидуальное. Равное многому равно и самому гнусному и стягивает благородное на уровень низкого»[487]. Деньги имеют особое свойство: если им придается слишком большое значение, они начинают возбуждать самые низкие чувства. Если ктонибудь обвинит нас, что в самых важных в жизни вещах (любви, дружбе, смысле жизни) мы расчетливы и корыстолюбивы все «делаем ради денег», то мы оскорбимся.
Экономика Царства Божьего
Кроме парадокса дара, за который невозможно расплатиться, в основе учения Иисуса, так же как и его притч, лежит множество противоречий[488]. Две мелкие монеты, пожертвованные бедной вдовой при сборе денег, Иисус считает более ценным вкладом, чем золотые дары богатых[489]. Кроме того, что здесь проявляется чувствительность к предельной (бес)полезности, попутно неосознанно признаются легитимность существования и положительная роль денег. Христианство материальную сторону жизни уважает, не пренебрегает ею, и на вопрос, нужно ли вообще платить мирские налоги, Иисус, взглянув на изображение, выбитое на монете, ответил: «Кесарево кесарю»[490]. Хотя истинно и то, что Иисус был разгневан, когда однажды «нашел, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег»[491], но возмущение Его вызвали не их занятия (чтобы они вообще прекратили это делать, простого изгнания из храма было бы явно недостаточно), а совмещение ими святого с мирским[492]. После того как коммерсанты храм покинули, они Христа больше не интересовали. Иисус предупреждает о двойственных отношениях с собственностью: они не однонаправленные, параллельно всегда существуют и отношения обратные. Характерно звучит библейское предупреждение: земное (вроде хлеба) это хорошо, но слишком заботиться и беспокоиться о вещах, цепляться за них мы не должны, так как они содержат в себе ловушку: