Мы с Колей сапогами не разжились, но купили очень дёшево по паре польских джинсов, что тоже было не так уж плохо. Теперь надо было возвращаться домой в Ленинград, а поезд только завтра. Но зато нам удалось узнать, что сегодня на Ленинград идёт поезд из Бреста. А туда можно успеть доехать на автобусе. В автобусе помимо нас ехала шумная цыганская семья. В одной из цыганок дядя Боря узнал ту, которая ему продала на толкучке два левых сапога. Выяснив, кто у цыган главный, он с ним тут же договорился, и цыгане всего за пятнадцать рублей сапоги забрали назад, чтобы опять за сорок продать следующему лоху. На радости, что удалось вернуть часть потерянных денег, дядя Боря предложил это отметить и достал из портфеля бутылку «Варцихе». Тогда я впервые попробовал этот чудесный напиток. С тех пор он для меня надолго стал главным в галерее коньяков, которые в те годы в изобилии заполняли полки вино-водочных магазинов.
На поезд мы успели. Дядя Боря с Мариком прямо на вокзале взяли себе в дорогу разнообразной «огненной воды». Мы с Колей накупили пива. Поезд тронулся в путь. Мы открыли пиво, а в соседнем купе весёлая компания, с которой мы все быстро перезнакомились, организовала «пулю» в ленинградку. Наступила очередь моего соседа! Преферанс был не только любимой игрой дяди Бори, но и одной из составляющих его благополучия, о чём никто из нас не знал. Буквально через пару часов с ним уже никто играть не хотел, но рублей пятьдесят он к этому времени у них уже отобрал. Марику было скучно ехать и ничего не делать. Тогда дядя Боря предложил ему поиграть. Марик тут же согласился. Зачем он это сделал? Его друг выиграл у него две пары перламутровых сапог ровно за пятнадцать минут. Марик в течении часа пытался отыграть сапоги обратно, чем ещё больше усугубил своё положение, оставшись без плаща и кожаного пиджака. Правда, друг плащ ему позже вернул размер не тот! Да и поношенный изрядно. Потеряв интерес к игре, наши старшие товарищи, допив до половины уже вторую бутылку хорошей белорусской водки, стали зато проявлять интерес к молоденькой проводнице. Она оказалась намного красивее, чем до того как выпили водки. Та позвала подружку из соседнего вагона, тоже «красивую», и вскоре они вчетвером спрятались в служебном купе.
Вечером следующего дня мы вернулись в Ленинград. С дядей Борей отношения после поездки стали намного теплее. У меня был на него тяжёлый компромат для тёти Эллы. Это работало! Марика я больше никогда не видел, а с Колей мы вспоминаем эту поездку уже почти пятьдесят лет при каждой встрече.
Коста Рика, 12.02.15.
Сочинение
Я всегда неплохо справлялся с диктантами, изложениями, сочинениями. Особенно «хорош» я был в сочинениях. Однажды в девятом классе мои фантазии на тему то ли Ленин на броневике в апреле читает апрельские тезисы, то ли Ленин в шалаше в Разливе пишет революционный памфлет, послали на какой-то конкурс. Я получил грамоту. Часто дурачась, я писал стишки-эпиграммы, разные дразнилки. По русскому у меня всегда было твёрдое и бескомпромиссное пять, за что я очень благодарен моим учителям русского языка Анатолию Соломоновичу Иоффе и Борису Моисеевичу Гельфельду. Евреям, эрудитам и блестящим знатокам Великого русского языка. Я с удовольствием и выражением наизусть читал в классе «Бородино» на уроке литературы в пятом классе больше не для того, чтобы получить пятёрку она и так была моя, а для того, чтобы услышать от Анатолия Соломоновича: «Владимир, Вы сегодня превзошли самого себя. Чувствуется, что Лермонтов Вам по зубам, мой юный друг!». Юный друг был очень маленького роста, на физкультуре стоял последним, а перед ним весь остальной класс и девчонки. Ему было одиннадцать лет. Однажды, забегавшись на перемене, я не успел «включить тормоза» и продолжал прыгать с парты на парту, когда в класс вошёл Анатолий Соломонович и, выдержав паузу, сказал: «Владимир, Вы сегодня не похожи на себя, Вы не солидны и мне это до крайности удивительно!». На «Вы» мой первый настоящий учитель называл только двух учеников в классе, и одним из них был я!
Борис Моисеевич был полной противоположностью первому учителю. Будучи по совместительству ещё и директором школы, он пользовался, а лучше сказать, использовал свой авторитет, чтобы вбить, заставить, внушить любовь к своему родному языку Русскому, хотя на самом деле родными языками для него были Иврит и Идиш. Он был крупным, весёлым, жизнерадостным, и однажды в праздник Победы пришёл в школу, одев свой «иконостас» из орденов и медалей. Конечно, парадный мундир Брежнева смотрелся круче, но Борис Моисеевич свой «заработал», командуя полковой разведкой, а второй был простым политруком! Еврей командир полковой разведки! Это был не риск. Это был смертельный риск. Каждый день, четыре года подряд! Что бы с ним немцы сделали, попади он в плен? Он прощал нам многое, и мне тоже. Ту грамоту за сочинение я получил благодаря ему. Это он послал то сочинение про Ленина на конкурс.
Три экзамена позади, двенадцать баллов проходной рубеж, я поступил!!! Оставалась формальность сочинение! Завтра я вам такое напишу! Будете читать и перечитывать! Завтра наступило, и я взял свободную тему. Чистая ерунда: «Интересное вокруг нас!». Впереди три часа, а написать надо одну страничку, чтобы зачли. Ловлю себя на мысли, что на самом деле вокруг меня лично интересного нет ни-че-го! Нет, так нет сейчас придумаю. Но так ничего и не придумал! Как ни старался, как ни мучался. Ничего, ну ничего не получалось! «Сдавайте работы!», прозвучал голос, и я понял, что небеса сейчас рухнут. И это после физики, после письменной и устной математики, из которой еле «выплыл». А что я Борису Моисеевичу скажу? Сжал зубы, закрыл глаза и понеслось «Проснулся интересно! Встал интересно! Пошёл на кухню очень интересно!». А она уже идёт по рядам, работы собирает. Перебегаю за последнюю парту и продолжаю писать: «Посмотрел в окно до умопомрачительности невероятно интересно! Вышел на балкон, а там не просто интересно, там сногшибательно интересно». И в это время прямо из-под пера мой листок с недописанным «интере» ложиться в стопку работ других абитуриентов. Страница получилась! Я писал увеличенным в пять раз по высоте и ширине букв почерком. Вышел на улицу профессора Попова, купил в ларьке сразу два больших пива и тяжело вздохнул. Видели бы Вы меня сейчас, дорогой Анатолий Соломонович. Интересно, что бы Вы сказали? Наверное, что-то типа: «Владимир, Вы не оправдали ни моих надежд, ни Михаила Юрьевича! Вы чрезвычайно несолидны!». Живу с этим чувством стыда перед ними обоими уже почти сорок семь лет! Утром следующего дня подхожу к доске со списками. Моя фамилия есть. Вместо «да» или «нет» (за сочинение оценку не ставили) приписочка: «Зайдите в приёмную коммиссию». С дрожью захожу и обясняю суть проблемы, а они хохотать. «Посмотреть на тебя хотели, а так ДА!».