В моём репертуаре были две «коронные» песни: «Журавли» (помните: «Перестаньте рыдать надо мной журавли»?) и «Песня первой любви». Смысла слов этих песен я не понимал, но чувствовал, что песни хорошие. Интуитивно чувствовал. Немного позже я узнал, что исполнителя «Песни первой любви» звали Рашид Бейбутов, а «Журавли» пели многие. Настоящие же ценители исскуства из детской поликлиники на улице Гоголя в Ленинграде и сидящие в зале клуба в Кувшинке считали, что в моём исполнении эти песни звучали по-особому лирично и с большим чувством. Ростом я был не больше валенка. Мама, предчувствуя проблемы, которые возникнут в следующем сентябре, уже заранее договаривалась с портнихой, согласившейся сшить очень маленькую школьную форму. Слова песен я заучивал по пластинкам, которые она, мама, во множестве привозила из Ленинграда. Я знал их все, но любил по-настоящему только эти две! Как я их исполнял! Как все смеялись. И аплодировали! Отцу же однажды за меня сильно досталось. Я решил спеть перед этими дядьками, сидящими за столом на сцене. Стол был покрыт красной скатертью. Откуда я мог знать, что они назывались Президиумом и сейчас в нём шёл не концерт с песнями, а отчёт с подведением итогов социалистического соревнования по поимке на границе норвежских рыбаков-шпионов. В президиуме сидел сам начальник штаба пограничного флота СССР адмирал Лагуткин!
Когда я закончил гастроли на крайнем Севере, мы с родителями переехали в Петропавловск-Камчатский. Отца перевели на Дальний восток! Я долго не выступал. Кризис творчества! Но талант не может спать вечно! И я опять вышел, а правильнее сказать, вскарабкался на сцену! Через какое-то время я стал опять знаменит и «востребован», хотя такого слова тогда не было. Я выступал везде: в клубе воинской части, школе, дома, на праздничных застольях у друзей и сослуживцев отца. И потом мама поняла, что эту творческую энергию надо куда-то направить. Она купила пианино и от моего имени написала заявление о приёме в музыкальную школу.
В Петропавловске была только одна музыкальная школа и только один преподаватель игры на фортепиано. Его звали тётя Галя. Мама была с ней знакома! Потому что муж тёти Гали, дядя Юра Эпштейн, служил вместе с папой. Сложная иерархия семейно-производственных отношений! Тётя Галя сказала, что на фортепиано поступить будет практически невозможно, потому что всего три места и было очень много детей, претендующих на эти три места. По званию и должности родители этих детей стояли выше, чем мой папа, а это сводило мои шансы практически к нулю! На дудку или баян мама была против категорически. Я же против дудки как раз не возражал! Но мама?! Сын дудочник или баянист её никоим образом не устраивал. Звучит как-то не интеллигентно. Почему-то вся эта военно-морская братия с их жёнами причисляла себя к интеллигенции, хотя никакого отношения к этой «мерзопакостной» прослойке общества не имела. Представьте себе командира крейсера-интеллигентишку! «Извините, любезнейший, вы нарушили наши территориальные воды, и сейчас мы с вашего позволения по вам «бабахнем» из всех орудий! Ещё раз, извините». Это он вражескому эсминцу!!! На самом деле крейсер не может «бабахнуть», крейсер может только «еба. уть»!.. Решили всё-таки рискнуть и подали на фортепиано! На вступительном экзамене надо было воспроизвести голосом пару нот, которые какая то тётя нажимала, ёрзая по клавишам старенького пианино. Повторить ритм, который эта же тётя выбивала пальчиком по крышке пианино. Но, главное, спеть!
Помните мультик с волком? Волк говорит: «Щас спою!». Приблизительно то же самое творилось и у меня в творческой душе. Очень хотелось спеть, а повода и места, где выступить с репертуаром, давно не было. Узнав, что возможность спеть уже завтра мне предоставится, я впервые за долгое время безмятежно заснул, в то время как остальные претенденты на место «под солнцем» разучивали песенки про Чапаева или «Маленькой ёлочке холодно зимой». Наступил день вступительных экзаменов. Я, уверенный в победе на конкурсе, летел вперёди мамы. Мы слегка опаздывали, потому что это мама! В отношении пунктуальности это было не к ней и не о ней тоже! Едва успели к первому туру. В числе последних я, ничего не перепутав, нажал и воспроизвёл голосом правильную ноту! Пятьдесят процентов отсеялось! Второй тур я прошёл также легко, как и первый, отбарабанив безошибочно ритм: «та-та-тратата-тратата-та-Спартак!», хотя сам я болел за «Зенит» с шестилетнего возраста! А пока нас оставалось пятнадцать! Отборочная комиссия, «по звонку» расчищая дорогу детишкам городских чиновников, комдивов, начальников всевозможных штабов, продуктовых складов и баз, «сняла с пробега» даже больше чем надо конкурсантов. У этих, оставшихся, даже в случае непопадания в тройку оставалась возможность пойти по классу аккордеона или габоя, например. Или бубна национального музыкального инструмента корякских шаманов!
Тётя Галя помогала, как могла, и «встроила» меня в самый конец очереди на спеть! Как жалко они пищали про ёлочку, про зайчика под ёлочкой, про однорукого Чапаева. Или совсем дурацкое «Ку-ку, тра-ля-ля». Осталось трое, наступило время «покорять» зал. Впервые в моей жизни я «взошёл», а не заполз с торца, на сцену! Мне было не впервой. Я заранее знал, что сейчас будет. Зал был заполнен будущими лауреатами и их родителями, и бабушками. Надо было спеть по два куплета из трёх разных песен. «Вы меня не то что всю песню до конца спеть просить будете. Ещё пять раз на бис позовёте! Как минимум!». И запел про «Город над вольной рекой, город нашей славы трудовой!..». Зал оценил, но продолжительных оваций я пока не вызвал песня не та! Хотя эти, что с блокнотиками, уже что-то в них строчили. Поклонившись публике и поймав вдохновение, я опять запел: «Здесь, под небом чужим, я как гость нежеланный и далее: Сердце бьётся в груди, как мне хочется плакать». Как я и предполагал, зал сначала замер и через мгновение «взорвался» смехом и аплодисментами! Мама плакала. Её сын этот будущий Марио Ланца, нет! Карузо, только что в присутствии Комдива подводных лодок, Начальника штаба надводных кораблей и Заведующего продуктовой базой тов. Мусихина Её сын положил зал к своим ногам! Пять раз на Бис! И в заключении «Песня первой любви!». Заплакали все! Нет не от умиления, а от смеха! Я к конкурсу уже немного подрос и, наконец, перерос папины валенки, но всё равно смотрелся не то чтобы комично. Я смотрелся круче Чарли Чаплина и Карандаша одновременно! Шесть раз на Бис! Так началась эта тягомотина с музыкальной школой. Гаммы, арпеджио, сольфеджио. А мне просто хотелось выступать и покорять новые вершины: капелла в Ленинграде. Мариинский, Большой, Ла Скала!.. Не вышло! Бедная моя мамочка! Но я до сих пор с удовольствием «блямкаю» на шестиструнке. Сын с дочкой недавно подарили классного «Тэйлора»! И пою! У меня две «коронные» песни. Одна называется «Журавли», а вторая «Песня первой любви».