Тебя сразу отдали Жильберте, у которой недавно умер младенец, а молоко еще не успело пропасть. Твоей матери перевязали раны, но она металась в горячке, и ей срочно нужен был доктор. Мы с Агнесс отправились за ним, и я не обращал внимания на удивленные взгляды горожан. Я смотрел только на Агнесс.
Доктор, увидев нас, тут же вышел в другую комнату и о чем-то горячо и долго спорил с Агнесс. Они говорили на немного странном наречии, и я не всегда понимал их. Язык наших земель был похожим по звучанию, но все же немного другим. Агнесс вышла от него раздосадованной и расстроенной, взяла меня за руку и дала понять, что нам надо уходить. Только третий доктор согласился подняться с нами в Верхний Город, но когда мы добрались до дома, там уже никого не было. Напуганная Жильберта, тщательно укрывшая тебя от чужих глаз, сказала, что пришли люди из Правления и увели больную женщину и двоих мужчин.
Доктор, увидев нас, тут же вышел в другую комнату и о чем-то горячо и долго спорил с Агнесс. Они говорили на немного странном наречии, и я не всегда понимал их. Язык наших земель был похожим по звучанию, но все же немного другим. Агнесс вышла от него раздосадованной и расстроенной, взяла меня за руку и дала понять, что нам надо уходить. Только третий доктор согласился подняться с нами в Верхний Город, но когда мы добрались до дома, там уже никого не было. Напуганная Жильберта, тщательно укрывшая тебя от чужих глаз, сказала, что пришли люди из Правления и увели больную женщину и двоих мужчин.
Зачем? Зачем Правлению понадобились мои родители? у Ганса похолодело в животе, что-то подсказывало ему: то, что он услышит после своего вопроса, еще раз перевернет его мир с ног на голову.
Сейчас, видимо, уже нет смысла спрашивать тебя, сынок, хочешь ли ты услышать продолжение этой истории. Но я все-таки спрошу: действительно ли ты хочешь узнать правду, с которой, возможно, совсем не будешь знать, как жить дальше?
Ганс пришел в замешательство: у него есть выбор не знать?
Отец, я же живу с этой правдой всю свою жизнь, и Ганс сможет. Себастьян, который всегда смотрел на молодого сапожника с каким-то непонятным тому благоговением, придвинулся ближе, как будто желая выразить готовность разделить со старшим товарищем эту тяжелую правду.
Сколько они тогда проболтали, бог весть. Так Верочка вошла в ее жизнь стремительно, ярко, спасительно. Она тогда, конечно, рассказала ей все, включая пораженческие размышления о возможном самоубийстве. Та слушала внимательно, иногда заливаясь звонким переливчатым смехом. Анна умела рассказывать с юмором, показывать в лицах, нечасто, правда, только тогда, когда ее так хорошо слушали.
Вера была чуть младше ее, занималась персоналом в питерском банке. К ним была послана с нечетко поставленной задачей повысить мотивацию персонала, в чем ее считали докой.
Они говорят, что мне удается правильно замотивировать персонал, что люди лучше работают, когда я их правильно настраиваю. А я и не настраиваю вовсе. Просто разговариваю и все. Я отчеты-то, конечно, умные пишу, методики там разные привожу. Но дело-то не в них, люди просто хотят быть услышанными. Разве нет?
Анна смотрела на нее и понимала, что все вокруг становятся лучше просто потому, что такая девушка сидит рядом, сверкает улыбкой, с интересом расспрашивает, бренчит браслетами на запястье.
Почему ты подошла именно ко мне?
Ты странная, Ань. Я подходила ко всем. Ты же сидела все время такая замученная и закрытая, я думала, что у тебя что-то случилось и тебя лучше не беспокоить, пока ты не придешь в себя. А потом смотрю, ты все время такая: будто всего мира не существует. Я сначала девчонок порасспрашивала, но они, сама знаешь, чего наговорили. А потом к тебе подошла, поняла, что ждать бессмысленно, поскольку, похоже, без посторонней помощи ты не вынырнешь.
И как ты теперь будешь повышать мою мотивацию? Анне стало по-настоящему смешно. Я боюсь, что это даже тебе будет не под силу. Я же терпеть не могу свою работу.
А я и не собираюсь. Просто если у тебя настроение будет чуть лучше, чем сегодня утром, то и работаться тебе будет веселей. Разве нет?
Не знаю, наверное А вдруг я снова влюблюсь, как дурочка, опять в какого-нибудь раздолбая и поехала опять под откос вся моя рабочая мотивация?
Вообще-то, влюбляться вполне полезно даже для рабочих нужд. Во время влюбленности, во всяком случае, ты работаешь значительно эффективнее, чем во время депрессии.
Это исследования, что ли, такие проводились?
Нет. Это мои профессиональные наблюдения. Вера широко улыбнулась, не поверить ей было невозможно. К тому же ты не влюбишься. Ну, во всяком случае, еще не скоро.
Почему ты так думаешь? Ты что, еще и ясновидящая по совместительству?
Нет, никакой мистики. Все просто. Душевные раны должны зарасти, к тому же ты очень не доверяешь людям, тебе нужно будет много времени, чтобы суметь довериться кому-нибудь вновь.
Они расстались уже после одиннадцати, Вера поехала в гостиницу, Анна в свое Свиблово. Она ехала в пустеющем метро и с удивлением обнаруживала в себе откуда-то взявшиеся силы. Ей, привыкшей чувствовать бесконечную усталость, было странно ощущать себя такой бодрой и наполненной. Она поразилась тому, что впервые за долгие месяцы замечает что-то вокруг себя: пустую банку из-под пива, безвольно катающуюся по вагону, женщину, сидящую напротив, с печатью привычного недовольства на лице, молодую компанию неподалеку, шумно упражняющуюся в остроумии. В какой-то момент в темном стекле напротив она увидела улыбающуюся девушку и лишь спустя несколько секунд поняла, что это она сама. Улыбается. Надо же!