Вероятность турецкого наступления и мусульманских атак помогла русской администрации приобрести горячую поддержку со стороны грузинских и армянских христиан. После Кахетинского восстания 1812 г. у Российской империи практически не было проблем с грузинами и никогда с армянами. Некоторые грузинские офицеры разделяли идеи декабристов; в Гурии вспыхнуло несколько небольших крестьянских восстаний. В годы войны 18281829 гг. грузины (за исключением гурийцев, которым турки угрожали напрямую) весьма неохотно вступали в ряды русской армии, и Паскевичу было гораздо проще набрать мусульман в два своих великолепных полка нерегулярной конницы. Однако в последней четверти XIX в. грузинская знать попала под влияние русского образа жизни (особенно военного), и многие грузинские офицеры, а также офицеры смешанного грузинско-армянского происхождения добились в императорской армии командных постов: Андроников, Бебутов, Орбелиани, Багратион, Чавчавадзе и Эрнстов. В тот период в Грузии не было серьезных антироссийских настроений ни среди дворянства, ни среди крестьянства. Грузинский национализм появился в конце века уже в буржуазной среде.
Опасаясь турок и своих мусульманских соседей, крестьяне не отставали от дворян в демонстрации преданности России. Призыв князя Воронцова, очень популярного на Кавказе человека, был встречен с энтузиазмом. В Имеретин и Восточной Грузии было набрано четыре регулярных батальона, а в Картли и Кахетии, которым угрожали свирепые мюриды Шамиля, десять дружин по тысяче человек в каждой. В Имеретин 5 тыс. человек ушли в ополчение, в Гурии 3 тыс. (традиционно гурийцы считались лучшими стрелками) и около 2 тыс. в Мингрелии. Некоторые из этих частей, в особенности гурийские и имеретинские дружины, проявили отличные бойцовские качества и составили очень ценное пополнение для 20-тысячной русской армии на Кавказе.
Надежды, которые турки возлагали на горцев, вскоре рассеялись; оказалось, что у мюридов и черкесов почти не было общих интересов, а самих черкесов разделяла межплеменная вражда. Когда весной 1854 г. в Черном море появился флот союзников и русские приступили к эвакуации всех прибрежных крепостей к югу от Анапы, казалось, что настало время для восстания черкесов. Однако в Стамбул прибыл наиб, или посол, Шамиля в Черкесии Мухаммад Амин и стал жаловаться на то, что черкесы не хотят подниматься против России. В Сухум был отправлен Сефер-бей, глава Черкесского комитета, созданного в Стамбуле, эмигрант, служивший когда-то в русском кавалерийском полку. Его сопровождал другой эмигрант, называвший себя «Бехчет-паша». Бехчет остался в Сухуме для переговоров с абхазами, а Сефер поехал в Туапсе. Здесь шапсуги встретили его без особого энтузиазма, однако в Анапе, у натухаев, он получил более горячий прием. В Сухуме Бехчет обнаружил, что правящая в Абхазии семья князей Шервашидзе разделилась на два лагеря: христианские князья придерживались пророссийской ориентации, а Искандер (Александр) Шервашидзе, мусульманин, был готов сотрудничать с турками и просил признать его правителем Абхазии, а также присоединить к его владениям соседнюю мингрельскую область Самурзакан.
Территориальные претензии князя Александра сильно затруднили переговоры с князьями Дадиани в соседней Мингрелии. Это была последняя княжеская семья в Грузии, которая сохранила относительную независимость при русском правлении. На регентшу, княгиню Дадиани[31], оказывал определенное влияние французский учитель, подвизавшийся при ее дворе в Зугдиди, однако эта дама предпочла воздержаться от помощи туркам, поскольку мингрельское крестьянство в течение нескольких веков страдало от опустошительных набегов турок и абхазов. Все переговоры прекратились, когда побережье от Анапы до Редут-Кале стало ничейной землей; только в устье реки Кодор и других местах неподалеку от побережья сохранились небольшие контингенты русских войск.
Турки не хотели отказываться от своих планов наступления на Кавказе и предлагали союзникам высадиться на побережье и начать тройное наступление из Батума, Ардагана и Карса на Кутаиси, Ахалцихе и Александрополь. Их главными целями были общее восстание мусульманского населения и захват Тифлиса.
Однако союзники не проявили интереса к турецким предложениям. Британия мечтала уничтожить господство русского флота на Черном море и стабилизировать позиции Османской империи на Балканах и в Малой Азии. Один лишь Пальмерстон, возможно, предвидел более широкие перспективы общего европейского наступления на Российскую империю, включая использование потенциальных национальных движений в русских владениях, однако осуществить эти планы не позволила чрезмерная чувствительность Пруссии и Австрии по поводу Польши.
Луи-Наполеон вынашивал романтические мечты о реванше за поражение своего дяди в 1812 г. Однако в первую очередь он собирался отомстить за крупное дипломатическое поражение, которое понесла Орлеанская монархия во время Ближневосточного кризиса 18411842 гг. В союзе с сильной морской державой Британией он предвкушал легкий и быстрый успех.