На этом месте своего рассказа донья Леонора сильно покраснела. Льевен был бледен и полон отчаяния. Каждое слово Леоноры пронзало ему сердце, и тем не менее в силу какого-то ужасного извращения чувства каждое из этих слов усиливало пылавшую в его сердце любовь.
Не помня себя, он взял руку доньи Леоноры; она не отнимала ее. «Как низко с моей стороны, говорил себе Льевен, наслаждаться прикосновением этой руки, в то время как Леонора откровенно рассказывает мне о своей любви к другому! Она не отнимает руки исключительно из презрения или же по рассеянности, а я самое грубое существо в мире».
В прошлый понедельник, продолжала Леонора, четыре дня назад, около двух часов ночи, я имела низость усыпить мужа и привратника с помощью опия, а потом убежала. Я постучалась в дверь того самого дома, откуда мне с таким трудом удалось выбраться сегодня ночью как раз тогда, когда вы проходили мимо. Это был дом, где жил Майраль.
Теперь ты поверишь моей любви к тебе? спросила я, подойдя к нему.
Я была пьяна от счастья. Он же с первой минуты показался мне скорее удивленным, нежели любящим.
На следующее утро, когда я отдала ему мои брильянты и золото, он решил покинуть труппу и бежать со мной в Испанию. Но Боже великий! Его незнание некоторых обычаев моей родины открыло мне, что он не испанец.
«Как видно, говорила я себе, я навсегда соединила свою судьбу с судьбой простого циркового наездника! Ну что ж, не все ли равно, если он меня любит? Я чувствую, что он властелин моей жизни. Я стану его служанкой, его верной женой. Он будет продолжать заниматься своим ремеслом. Я молода, если понадобится, я тоже научусь ездить верхом. Если к старости мы впадем в нищету, что из этого? Через двадцать лет я умру от нищеты рядом с ним. Обо мне не придется сожалеть: я умру, узнав, что такое счастье!»
Какое безумие! Какая испорченность! вскричала Леонора, прерывая свой рассказ.
Надо признать, сказал Льевен, что вы умирали от скуки со своим старым мужем, ведь он держал вас взаперти. В моих глазах это во многом вас оправдывает. Вам всего девятнадцать лет, а ему сорок девять. Сколько женщин на моей родине пользуются уважением в обществе и не испытывают ваших благородных угрызений совести, совершая куда более серьезные проступки!
«Как видно, говорила я себе, я навсегда соединила свою судьбу с судьбой простого циркового наездника! Ну что ж, не все ли равно, если он меня любит? Я чувствую, что он властелин моей жизни. Я стану его служанкой, его верной женой. Он будет продолжать заниматься своим ремеслом. Я молода, если понадобится, я тоже научусь ездить верхом. Если к старости мы впадем в нищету, что из этого? Через двадцать лет я умру от нищеты рядом с ним. Обо мне не придется сожалеть: я умру, узнав, что такое счастье!»
Какое безумие! Какая испорченность! вскричала Леонора, прерывая свой рассказ.
Надо признать, сказал Льевен, что вы умирали от скуки со своим старым мужем, ведь он держал вас взаперти. В моих глазах это во многом вас оправдывает. Вам всего девятнадцать лет, а ему сорок девять. Сколько женщин на моей родине пользуются уважением в обществе и не испытывают ваших благородных угрызений совести, совершая куда более серьезные проступки!
Несколько фраз в этом роде, видимо, сняли с души Леоноры тяжкое бремя.
Сударь, продолжала она, я провела с Майралем три дня. По вечерам он уходил от меня в свой театр. Вчера вечером он сказал мне:
Полиция может сделать у меня обыск, поэтому я спрячу ваши брильянты и деньги у верного друга.
В час ночи, после того как я прождала его гораздо дольше обычного, терзаясь мыслью, что он, может быть, упал с лошади, он явился, поцеловал меня и снова вышел из комнаты. К счастью, я оставила свет, хотя он дважды запрещал мне это и хотел даже погасить ночник. Спустя долгое время я уже спала какой-то мужчина лег ко мне в постель, и я сразу почувствовала, что это не Майраль.
Я схватила кинжал. Негодяй испугался; он упал к моим ногам и стал умолять о пощаде. Я бросилась к нему, чтобы убить его.
Только троньте меня, и вы попадете на гильотину, сказал он.
Низость этой угрозы вызвала у меня отвращение.
«Вот с какими людьми я опозорила себя!» подумала я.
У меня хватило присутствия духа сказать этому человеку, что в Бордо у меня есть покровители и что генеральный прокурор арестует его, если он не откроет мне всю правду.
Хорошо, ответил он, знайте же, что я не принимал участия в краже вашего золота и брильянтов. Майраль только что выехал из Бордо. Он отправился в Париж со своей добычей. Он уехал с женой нашего директора: двадцать пять из ваших кругленьких луидоров он отдал директору за то, что тот уступил ему свою жену. Мне он дал два луидора. Вот они, я готов возвратить их вам, но, может быть, вы будете настолько великодушны и оставите их мне? Когда Майраль давал мне эти деньги, он приказал продержать вас здесь как можно дольше: ему хотелось выиграть часов двадцать или тридцать.
Он испанец? спросила я.
Испанец? Какое там! Он родом из Сан-Доминго и бежал оттуда после того, как обокрал или убил своего хозяина.
Зачем он приходил сюда сегодня вечером? спросила я. Отвечай, или мой дядя отправит тебя на галеры.