Далее в заметке гавроши противопоставляются равнодушному большинству общества, на которое надеется «любая хунта». Большинство это, между прочим, описывалось так: «Другие притерпелись к ярму и чувствуют себя в нем уютно: воруют друг у друга, спекулируют жратвой и барахлом, пьют пиво. И если бы вас, гаврики, раздавили у Белого дома, они продолжали бы делать то же самое».
«Невинные» подростки, таким образом, описывались как некая легенда «революции» те, перед кем впоследствии может стать стыдно, если что-то пойдет не так. А сами эти подростки становились олицетворением новой свободы, некоторым «результатом» перестройки. А в случае автора «Литературной газеты» среди пороков общества, от которых далеки «гавроши», перечисляется также стремление к спекуляции и привычка пить пиво этот наивный антикапиталистический и антиобывательский пафос, возможно, последнее (и вряд ли сознательное) напоминание о первоначальной линии на обновление социализма, с которой начиналась перестройка.
Далее в заметке гавроши противопоставляются равнодушному большинству общества, на которое надеется «любая хунта». Большинство это, между прочим, описывалось так: «Другие притерпелись к ярму и чувствуют себя в нем уютно: воруют друг у друга, спекулируют жратвой и барахлом, пьют пиво. И если бы вас, гаврики, раздавили у Белого дома, они продолжали бы делать то же самое».
«Невинные» подростки, таким образом, описывались как некая легенда «революции» те, перед кем впоследствии может стать стыдно, если что-то пойдет не так. А сами эти подростки становились олицетворением новой свободы, некоторым «результатом» перестройки. А в случае автора «Литературной газеты» среди пороков общества, от которых далеки «гавроши», перечисляется также стремление к спекуляции и привычка пить пиво этот наивный антикапиталистический и антиобывательский пафос, возможно, последнее (и вряд ли сознательное) напоминание о первоначальной линии на обновление социализма, с которой начиналась перестройка.
В том же номере «Литературной газеты» был помещен небольшой материал с воспоминаниями о событиях вокруг Белого дома за авторством А. Никитина. В нем так же характерно выведена мысль о преображении, которое пережил народ благодаря участию в протестах против ГКЧП. Описывая сцены на баррикадах и вокруг автор с жаром провозглашает: «Это мы совки несчастные, не способные проехать в автобусе, чтобы не переругаться, затаптывающие в очередях за водкой и колбасой стариков и женщин () Мы не такие, такими нас сделала эта сволочь, гудящая вокруг нас танками. Мы великий, гордый, прекрасный народ великой страны. Среди нас чуть ли не все оттенки цветов кожи, разреза глаз. Всегда так было: миллионы прекрасных разноплеменных сыновей у России. А вот так не было: независимые соседи-друзья на ее границах. Так будет. Мы подняли на аэростате флаг независимой России, а с ним на одном тросе флаги Литвы, Армении, Грузии, Украины». Написанная еще в явном состоянии эйфории статья, между прочим, интересна тем, что одно из идеальных ожиданий было связано именно с распадом Союза. Хотя едва ли кто-то представлял себе возможные технические детали, с Союзом прощались как с чем-то отжившим. «Независимые соседи-друзья» виделись более радостной картиной, чем союзные республики.
Первые дни после провала ГКЧП оспаривать доминирующее мнение о свершившейся революционной победе осмеливались далеко не многие. Весьма характерно, что орган ЦК КПСС газета «Правда», выпуск которой после провала ГКЧП был временно приостановлен, в первые дни после возобновления выпуска (уже в качестве общеполитической газеты, выпускаемой трудовым коллективом) действовала крайне осторожно и демонстрировала полную лояльность победителям. Так, в первом после снятия запрета на выход газеты номере, вышедшем 31 августа 1991 года, была помещена статья «Этот урок мы усвоили?», где, в частности, писалось следующее: «Мы () не были удостоены хунтой чести быть закрытой. Это сделала новая власть. Не закрыв, а только приостановив наш выход, чтобы правдисты одумались, стряхнули с себя идеологическую перхоть. Сегодня мы выходим вновь и, дай Бог, доказать людям, что перемены, которые они обнаружили в облике газеты не бутафория. Мы будем стремиться работать так, чтобы следующая хунта, если такое случится, первой закрыла Правду».
Примечательно, кстати, что эта статья сопровождалась фотографиями, сделанными фотографами «Правды» на улицах Москвы в дни ГКЧП. Так правдисты демонстрировали, что тоже следили за происходящим и были вместе со всеми в гуще событий, что, вероятно, с точки зрения редакции, подтверждало, что они хотя бы отчасти были вместе с победившей стороной.
Стоит отметить, что и о перспективах распада Советского Союза в эти дни в «Правде» писали без особенного беспокойства. В частности, статья «В котле бурлит» от 4 сентября, комментирующая работу последнего чрезвычайного Съезда народных депутатов СССР (проходившего с 2 по 5 сентября 1991 года и завершившегося фактическим самороспуском этого органа), начиналась с лиричного захода: «В течение двух дней прений в зале Кремлевского Дворца съездов слышался отчетливый хруст. Очень походило на то, что Съезд народных депутатов СССР угодил под суровое колесо истории». Далее авторы статьи Е. Сорокин и В. Широков спокойно констатировали, что СССР в прежнем виде прекращает существование, а на его месте, по-видимому, возникнет какое-то новое образование: «Ничего страшного в этом нет один из выступавших народных депутатов напомнил о судьбе Британской империи, преобразовавшейся в Содружество наций и живущей-поживающей ныне не так уж плохо. Тем более, если новый Союз, все его участники обязательно продекларируют права и свободы всех своих граждан, независимо от их национальности, религиозных и идеологических убеждений».