Заношенная до дыр, засаленная одежда, стоптанные сапоги, книги, пара сундучков с разноцветными стекляшками, предназначение которых способен разгадать только еще один маг, благо среди нас таковых не было. Какие-то свитки аккуратно уложены в углу, и это единственное напоминание о порядке.
Черт побери, чтобы разобраться со всем этим, нужна не одна неделя, но ничего, у наших штабных олухов времени предостаточно, вот пусть и занимаются, а я свою работу сделал.
Опа, а это что? Мое внимание привлек медальон, аккуратно висящий на гвоздике, вбитом в дальнюю стенку. Я бы не заметил его, но он блеснул на солнце, ослепив меня. На вид, похоже, золотой. Кто сказал, что я его не заслужил, это же мой военный трофей. И пусть хоть один штабник хоть что-то вякнет, зарою! Я, чертыхаясь, перелез через гору тряпья и снял его. Золото! Чистейшее! Ну все, теперь осталось его только переплавить – и можно бросать все это военное дело к чертям собачьим и заняться тем, что я на самом деле умею. Трактирщиков убивают реже, чем солдат. Только надо его спрятать, а то парни, не ровен час, отымут или сдадут… что за хрень?
Медальон скрипнул и открылся. Я ойкнул и сел. Оттуда на меня смотрело знакомое до боли лицо. Если снять с него лет пятнадцать, то именно эти сладкие, слегка пухловатые губки я целовал в день моей вербовки.
Но этого не может быть! Нет! Невозможно, так не бывает! Я застыл, погруженный в созерцание портрета и, утонув в ее небесно-голубых глазах, не заметил, как сзади подкрался Треска.
– Ты чего тут, уснул, что ль? – подойдя, спросил он. – О, Аделька! – добавил он, заглянув мне через плечо. – Где взял?
Черт меня возьми, я настолько был погружен в созерцание лица нашей маленькой девочки, что даже не подумал закрыть медальон, когда этот придурок появился рядом. Теперь уже поздно это исправлять, но все же…
– Это не она! – Я захлопнул медальон.
– Да брось ты! – Он вырвал медальон у меня из рук и снова открыл. – Ну она, что я говорил? А что это у нее на голове? Корона, что ль? – Он захрипел, до него начало медленно доходить. – Вот черт, – пискнул он.
Я навалился на него, прижав к вороху тряпья. Одной рукой я зажал ему рот, другой ткнул под ребра.
– Ты не видел этого! – прохрипел я. – Никогда не видел! Забудь об этом, если шкура дорога. Понятно?
Он кивнул, еще бы ему не было понятно. После восьми месяцев в окопах, после всего, что мы слышали, такие вещи становились понятны и идиоту. Наверняка и нас сюда послали именно за этой штукой, а Грамаль – просто никому не нужный старый пердун.
Я отобрал медальон у Трески и снова заглянул туда. На одном портрете была Адель. На втором – дородный мужик, весь в вензелях, с надменным взором и какой-то непонятной хреновиной в руках. Ну ни дать ни взять король или герцог, ну граф на худой конец. Я так и сел. От посетивших меня мыслей во рту пересохло, дышать стало трудно, думать тоже. Но думать надо было.
Тут, возможно, граф, я не видел его лично, но… Нет, черт возьми, надо проверить. Но если предположить, что это и. есть почивший граф, а на втором портрете – его жена, то, черт возьми, она как две капли воды похожа на Адель или Адель на нее, и, если все так, тогда теперь мы действительно по уши в дерьме.
Я помог подняться Треске и вытолкал его на улицу. Свежий воздух опьянил, и я привалился к повозке. Мимо, опустив глаза в землю, протопал Дед. С другой стороны повозки Окорок обсуждал с кем-то подробности состоявшейся драки. Мне стало дурно, и я сел на землю, облокотившись на колесо.
– Ты не ранен? – поинтересовался знакомый голос. Я поднял глаза. Передо мной, зажимая перебинтованную ногу, стоял Дрейп.
– Нет, – ответил я. – Просто устал.
– Ну устал, это ерунда, – усмехнулся разведчик. – Главное – цел. Меня-то, видишь, зацепили. – Он засмеялся.
– Да цел, цел. – Я равнодушно махнул рукой.